Или джем, или повидло. Или полная чушь 🙂 

Неблагодарное это занятие — переводить стихи современных авторов с непонятного английского на привычный русский. И вдвойне неблагодарное, если нужно перевести их очень быстро. Но что не сделаешь ради #92днялета. 

Задание #14 от бригады Learnoff! Да, кстати, marmalade — это не только «варенье», причём густое варенье, но и «джем», «повидло». И ещё … «чушь», «ложь», «преувеличение» и прочие мерзопакости. Для понимания смысла стихотворения Тимоти Ширмера это замечание необходимо и важно. А оригинал лежит здесь.

Ждём ваших правок, замечаний и дополнений по переводу. И любых других комментариев! Всем сладкого!

Апельсиновое варенье

Думаю, отчасти ты — помятый мусорный бачок, до отрыжки переполненный цветами, увядшими, но всё ещё прелестными персиковыми и жёлтыми розами. И отчасти — громоздкий старомодный комод, ящики которого забиты тёмной бархатистой пылью. Увлажнишься — вот тебе и грязь. Порой ты тыришь, что тебе приглянулось, и записываешь, сколько это стоит, в розовой счётной книжечке. Понятия не имею, по каким полкам в тебе всё это разложено, но кто я такой, чтобы судить о слоях твоей начинки? Первая запись в твоей розовой счётной книжечке: розовая счётная книжечка — $ 10.99.
 

Когда мне кажется, что всё уже ясно как день – вдруг вижу чьё-то отрубленное ухо на выжженной земле (варианты: «снова как громом пораженный», «снова как обухом по голове»). Или у меня снова один из тех дерьмовых дней, когда валяюсь в постели с твоим ноутбуком и смотрю с полсотни YouTube-роликов с атомными бомбами, неслышно разрывающимися, как Монаршие крылья, на безвестных островах в отдалённых пустошах. Тетрис бледнолицых полукровок. Обоюдоострое оружие. Если есть бутафорский сарай, он разлетается на части. Если есть деревья, они синхронно склоняются до самой земли. Любопытно, сколько весит мир с нами и без? Чертовски совершенная гармония от начала до конца! Лавово-оранжевый ядерный гриб похож на горячие сочные внутренности, выворачивающиеся наизнанку в слоу мо. Ударная волна вылизывает землю до лунного блеска.

Возвращаешься домой, задираешь юбку и куришь, сидя верхом на подоконнике. Всё время жуёшь что-то невообразимое. Вчера вот овсяные хлопья, сдобренные гуакамоле. Не представляю, как в тебе всё уживается: цветы в мусоре; грязь в ящиках. Уверяешь меня, что острова безлюдны; сарай был построен для взрыва; деревья, ну, так или иначе, миллионы их гибнет в лесных пожарах. Напоминаешь, что тогда на тротуаре мы видели не ухо, а дохлого птенца, тебе с этим как-то проще и легче жить.

На полпути к окну, чтобы затянуться сигаретой, стоя босой ногой на нагретом железе пожарной лестницы, жуёшь солёные крекеры, намазанные украденным апельсиновым вареньем. Хочешь уйти от темы ядерной войны. Любопытно, был ли за последние 70 лет мужчина, который хотел поговорить о бомбе, и женщина, которая хотела бы сменить тему? Желаешь обсудить бормочущую старуху, которая сидит на автобусной остановке, но никогда не садится в автобус. Я знаю, кого ты имеешь в виду, я тоже её видел, но отмалчиваюсь. Она тебе кого-то напоминает, но ты об этом не говоришь. 

Мы всегда заверяем друг друга, что незачем волноваться, что, возможно, в окружающем мире тот же трындец, что и у нас на душе. Ты выбрасываешь окурок на улицу — на улицу, которая уносит все окурки невидимым течением. Куда они текут? Боюсь, это не настолько хаотичный поток, насколько мне хотелось бы думать. Ты накормишь меня крекером с вареньем и дотронешься до моей щеки, пока я его ем. «Ммм», — говорю я, можно ещё? Апельсиновое варенье — $ 7,49.