Как Салтыков-Щедрин совесть и правду искал…

… и где их нашел.

В совести и правде Салтыков-Щедрин видел смысл всей жизни, пытаясь разобраться в том, как устроен мир, как устроены люди. Безжалостно бичуя пороки, показывал без прикрас все то, что нас окружает. Люди должны были увидеть и осознать, что пора менять мир к лучшему. А увидели, что #наулицезима …

Напряженный поиск правды и совести — издревле русский поиск — прослеживается практически в каждом произведении Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Правда и совесть человеческая занимают ум писателя настолько, что в некоторых сказках они выступают как самостоятельные герои. 

О скитаниях потерянной добродетели рассказывает писатель в сказке «Пропала совесть»:

Многие начали даже чувствовать себя бодрее и свободнее. Легче сделался ход человека: ловчее стало подставлять ближнему ногу, удобнее льстить, пресмыкаться, обманывать, наушничать и клеветать. Всякую болесть вдруг как рукой сняло; люди не шли, а как будто неслись; ничто не огорчало их, ничто не заставляло задуматься; и настоящее, и будущее — все, казалось, так и отдавалось им в руки, — им, счастливцам, не заметившим о пропаже совести.

Грязная и затоптанная, похожая на тряпку, лежала она посреди улицы, пока случайный прохожий не подобрал ее:

Всякий швырял ее, как негодную ветошь, подальше от себя; всякий удивлялся, каким образом в благоустроенном городе, и на самом бойком месте, может валяться такое вопиющее безобразие. И бог знает, долго ли бы пролежала таким образом бедная изгнанница, если бы не поднял ее какой-то несчастный пропоец, позарившийся с пьяных глаз даже на негодную тряпицу, в надежде получить за нее шкалик.

Однако испытывать муки совести мужику не понравилось, и он поспешил избавиться от ненужного груза. Сначала попала совесть в руки кабатчика Прохорыча:

«Эге! — вспомнил он, — да, никак, это та самая тряпка, которую я насилу сбыл перед тем, как патент покупать! да! она самая и есть!»
Убедившись в этом, он тотчас же почему-то сообразил, что теперь ему разориться надо.
— Коли человек делом занят, да этакая пакость к нему привяжется, — говори, пропало! никакого дела не будет и быть не может! — рассуждал он почти машинально и вдруг весь затрясся и побледнел, словно в глаза ему глянул неведомый дотоле страх.
— А ведь куда скверно спаивать бедный народ! — шептала проснувшаяся совесть…

С трудом, но избавился кабатчик от разоряющей его совести… Так и переходила совесть из рук в руки, пока не попала в сердце ребенка:

Растет маленькое дитя, а вместе с ним растет в нем и совесть. И будет маленькое дитя большим человеком, и будет в нем большая совесть. 

Верит ли сам автор в то, что совесть, а значит, и весь наш мир, ждет лучшая судьба? Ведь сначала ребенок должен вырасти и окрепнуть вместе со своим светлым даром в сердце. И, как добро должно быть с кулаками, так и совесть должна обрести силу в крепком, здоровом теле подросшего молодого человека. И тогда уже «совесть будет не робкая и захочет распоряжаться всем сама».

Салтыков-Щедрин верит, что совесть может проснуться в каждом. В сказке «Бедный волк» она неожиданно появляется у хищника, который по кровожадной сути своей должен убивать да разбойничать:

И вот нашелся, однако ж, между волками один, который долгие веки все убивал да разбойничал, и вдруг, под старость, догадываться начал, что есть в его жизни что-то неладное.

Волк долго рассуждает и пытается оправдать свои кровожадные действия тем, что голоден. Однако совесть побеждает. Ничто не мешает и человеку стать выше своих инстинктов, намекает автор читателю. 

Правда в произведениях Салтыкова-Щедрина именно такая, какой и должна быть по всем канонам жанра, — голая. В «прерванной сцене» (так охарактеризовал жанр сам автор) «Разговоре Свиньи с Правдою» (из книги очерков «За рубежом») читателю предстает не самый приглядный образ этой добродетели. Правда оказывается юной, но уже «изрядно побитой», покрытой лохмотьями, сквозь которые просвечивает нагота:

Правда, особа, которой, по штату, полагается быть вечно юною, но уже изрядно побитая. Прикрыта, по распоряжению начальства, лохмотьями, сквозь которые просвечивает классический полный мундир, то есть нагота.

Писатель не боится представить Правду именно такой – некрасивой, даже жалкой. Он стремится быть предельно честным как с самим собой, так и с читателями. И рад бы видеть ее сильной и независимой, но не получается — реальность по-своему расставляет приоритеты. 

В диалоге со Свиньей Правда не может даже возразить оппоненту. Так и в жизни: наглость, ложь, лицемерие и другие пороки нередко оказываются сильнее правды:

Свинья. А -по-моему, так и без того у нас свободы по горло. Вот я безотлучно в хлеву живу — и горюшка мало! Что мне! Хочу — рылом в корыто уткнусь, хочу — в навозе кувыркаюсь… какой еще свободы нужно! (Авторитетно.) Изменники вы, как я на вас погляжу… ась?

(Правда вновь старается прикрыть наготу. Публика гогочет: правда твоя, Свинья! Изменники! изменники! Некоторые из публики требуют, чтоб Правду отвели в участок. Свинья самодовольно хрюкает, сознавая себя на высоте положения).

Свинья. Зачем отводить в участок? Ведь там для проформы подержат, да и опять выпустят. (Ложится в навоз и впадает в сентиментальность.) Ах, нынче и участковые одним языком с фельетонистами говорят! Намеднись я в одной газете вычитала: оттого-де у нас слабо, что законы только для проформы пишутся…

Правда. Так ты и читаешь, Свинья?

Свинья. Почитываю. Только понимаю не так, как написано… Как хочу, так и понимаю!.. (К публике.) Так вот что, други! в участок мы ее не отправим, а своими средствами… Сыскивать ее станем… сегодня вопросец зададим, а завтра — два… (Задумывается.) Сразу не покончим, а постепенно чавкать будем… (Сопя, подходит к Правде, хватает ее за икру и начинает чавкать.) Вот так!

Выходит, что правду и вовсе могут поглотить более сильные и бесцеремонные соперники? Раздающееся в финале истории чавканье свиньи более, чем красноречиво… 

В «Вороне-челобитчике» на поиски правды отправляется ворон. 

Более сильные и «высоко летающие» ястреб, кречет и коршун по очереди рассказывают ему каждый о своей правде — суровой и безразличной по отношению к другим:

Хороша правда, да не во всякое время и не на всяком месте ее слушать пригоже. Иных она в соблазн ввести может, другим — вроде укоризны покажется. Иной и рад бы правде послужить, да как к ней с пустыми руками приступиться! Правда не ворона — за хвост ее не ухватишь. Посмотри кругом — везде рознь, везде свара; никто не может настоящим образом определить, куда и зачем он идет… Оттого каждый и ссылается на свою личную правду. Но придет время, когда всякому дыханию сделаются ясными пределы, в которых жизнь его совершаться должна, — тогда сами собой исчезнут распри, а вместе с ними рассеются как дым и все мелкие «личные правды». Объявится настоящая, единая и для всех обязательная Правда; придет и весь мир осияет. И будем мы жить все вкупе и влюбе. Так-то, старик! 

Но писатель верит в существование единой для всех высшей справедливости, в присутствии которой исчезнут разногласия. Вот только остается неясным, когда же эта правда воцарится в мире. 

Намек на то, где эта высшая добродетель может существовать, появляется в «Рождественской сказке». Ребенок слышит слова батюшки о том, что правда – это, по сути, любовь к ближнему. В момент, когда мальчик умирает, он видит свет и понимает, что это Христос — воплощение Правды. Получается, что существует она только на Небесах… 

— Мама! — лепетал он, — смотри! весь в белом… это Христос… это Правда… За ним… к нему…
Он опрокинулся на подушку, по-детски всхлипнул и умер.

Правда мелькнула перед ним и напоила его существо блаженством; но неокрепшее сердце отрока не выдержало наплыва и разорвалось…

Learnoff в: Одноклассниках, ВКонтакте, Instagram, Telegram, ЯндексДзен, Наш сайт