ПОЛУНОЧНЫЙ РАЗГОВОР
Прелесть полночи ― в легком страхе
Совхоз «Бурное» ― у реки.
Вино Грузии «Карданахи»
Развязывает языки.
Затаившиеся, как дети,
Со стаканчиками в руках,
Мы сидели при малом свете
На соломенных тюфяках.
Ветер был синевато-розов
От подлунного блеска роз.
И директор куста совхозов
Странным голосом произнес:
— Вот идет и вздыхает речка,
Пахнут лавры и камыши…
Есть у каждого человечка
Потаенное дно души!
Там живут в золотом тумане,
В теплой сырости пропастей
Лишь виденья его желаний
И скрываемых им страстей…
Хорохориться может каждый, ―
Здесь, однако же, не райком! ―
Исповедуемся однажды
О заветном и дорогом!..
И начальник погранохраны
Начал первым: ― Есть дни тоски:
Ноют осенью мои раны,
И седеют мои виски.
О любви я просил, рыдая,
И отказом я был убит…
Эта женщина молодая
Все мне кажется, что летит!
В нашем лагере чисто-чисто,
Раскрывается скучный вид,
Душным вечером зов горниста
Сердце юношеское томит…
Как соловушки, свищут жабы
На различные голоса, ―
А у этой летящей бабы
Апельсиновая коса…
В нашем лагере кони рябы,
Пыль горячая глубока, ―
А у этой летящей бабы
Светло-розовые бока…
В нашем лагере ты жила бы,
Как весенние облака!..
Он замолк и в большой печали
Стал глядеть на речной причал,
Где пустые плоты стучали…
А хозяйственник отвечал: ―
Нет, не цифры и согласованья,
Не процент падежа телят
И не метод силосованья
Меру жизни определят!
То за делом я, то за склокой,
Но давно я любить привык
Голос флейты одинокой
Или скрипки легкий крик…
Помню, помню я вечер в сквере,
Весь в настурциях водоем!..
Скрипка праздничная Гварнери
Пела шубертовское «Уйдем!»,
Словно праведник после смерти
На лазоревом берегу,
Был я с девушкой на концерте
И забыть ее не могу…
… Он в задумчивости и восторге,
Важность медленную храня,
Стал прогуливаться по галерке,
А начальник спросил меня: ―
Ты, голубчик мой, видно, этим
Излияниям страшно рад?
О тебе дуракам и детям
Много всякого говорят!
Ты не маленький ― быть безгрешным:
К черту ханжескую ложь!
Расскажи нам о самом нежном,
Что ты в памяти бережешь!..
Я ответил им: ― Угадали!
Отличил бы я в смертный миг
Карданахи от Цинандали
И красавицу – от других!
Я не маленький ― быть безгрешным ―
Перед вами я не в долгу:
Расскажу вам о самом нежном,
Что я в памяти берегу…
… Шел я медленно и с оглядкой,
И над улицами слегка,
Словно вишнями, пахло сладкой
Водкой мартовского ледка!..
Вечерея, синели дали,
Тонкий, маленький был мороз,
Вдоль Кузнецкого продавали
Золотые кусты мимоз.
Помню, помню я все приметы
Счастья, бившего через край!
Помню экстренные газеты,
Что южанами взят Шанхай!
О, когда это будет снова?
Помню, в комнату я принес
Литр столового разливного
И невиданный сад мимоз!
Перечитывать бюллетени
Трех товарищей приволок, ―
И мимоза бросала тени
На крутящийся потолок!
Кто подумал бы об измене?
Бедный город мой, ты далек!
Пусть накажет меня могила,
Если будешь ты мной забыт!
Как давно это счастье было!
О, как память моя болит!..
Так я крикнул, ― и не посмею
Повторить это никогда, ―
Опалила мне лоб и шею
Краска медленного стыда ―
Горечь нежностей неприличных,
Неумеренного огня!..
Два приятеля закадычных
Отодвинулись от меня.
Я пошел себе понемножку,
Самого себя обругав…
Старший выбежал на дорожку,
Удержал меня за рукав: ―
Исповедался? Больно хваткий!
Прежде выслушаешь отца!
Трудно высказаться, ребятки…
Будем искренни до конца.
О любви я просил, рыдая…
Ходят пыльные облака…
Летит женщина молодая
Цвета света и молока!
А врагов у нас есть немало,
Ищут паспорта и угла! ―
Эта женщина приезжала
И на койку мою легла.
И сказала мне, как ребенку: ―
Жизнь прекрасна и коротка! ―
И я выкинул ту бабенку
Из военного городка!..
Нам приходится в жизни круто,
Нам знакомы и страсть, и страх, ―
Но в решающую минуту
Мы оказываемся на постах!
Вот любовь моя перед нами ―
От субтропиков ― за тайгу!..
На груди ношу ее знамя,
Но болтать о ней не могу!
Лучше стерпим любую муку,
Чем любимую огорчим…
Так я думаю… Дай мне руку!
Улыбнемся и помолчим…
И директор ожесточился: ―
Разве радости только вам?
По разверстке я, брат, учился
Струнной музыке и словам!
Скрипка в комнате пировала,
Пела девушка, стыл обед…
На Ферганские покрывала
Падал розовый полусвет…
Среди сладкого помраченья
Длилась праздничная зима!
До случайного полученья
Полуграмотного письма:
«В той сторонке ― худая правда,
Где распахано у реки.
Нет ни ситца, ни леонафта,
Запаршивели те быки.
В том совхозе, при той природе
Можно иначе повернуть.
В той сторонке, в двадцатом годе,
Ты был ранен навылет в грудь.
К честной гибели наготове,
Лег на связочку ковыля, ―
Ведь на собственной твоей крови
Та замешана вся земля!»
Ехал, ехал я в поле белом,
В тесном тамбуре я курил,
И не помню я, что я делал,
Что попутчикам говорил…
Все, что думал я, забывал я,
Била ветреная волна…
В щеки черные целовал я
Незнакомого чабана…
Нам приходится в жизни круто,
Нам знакомы и страсть, и страх,
Но в решающую минуту
Мы оказываемся на постах!
Вот любовь моя перед нами ―
От субтропиков ― за тайгу!..
Я в руках несу ее знамя,
Но болтать о ней не могу!..
Лучше стерпим любую муку,
Чем любимую огорчим…
Так я думаю… Дай мне руку!
Улыбнемся и помолчим…
И, неловкие, лапа в лапе, ―
О, как искренность весела!
Мы стояли при слабой лампе
У некрашеного стола…
И на западе, под обрывом,
За развилкою трех дорог
Спал в доверии молчаливом
Наш молоденький городок.
А под горкою, на востоке,
Ржали лошади, выли псы,
Спали мирные новостройки
Пограничной полосы.
И по стенам их, и по крышам
Золотистый плыл туман:
Он, казалось нам, был надышан
Населением этих стран ―
Углекопами, рыбаками…
И лазурная ночь текла
Над светящимися облаками
Человеческого тепла.
1935