От Люксембурга до Бастильи,
Еретикам на вечный страх,
Герольды папские трубили
На всех парижских площадях:
«Мы, добрый Папа Лев Четвертый,
Скорбим о дщери Анж Питу,
Продавшей явно душу черту
За неземную красоту.
И вот в знак милости Господней
К ней, пребывающей во зле,
Казнить ее велел сегодня
Наместник Бога на земле!..»
И к Анж Питу в час утра ранний
С молитвой кроткой на устах
И с папской буллою в кармане
Пришел напутственный монах.
Она приподняла ресницы:
«Ах, как безжалостны все вы!
На небо к Господу явиться
Я не могу без головы!
Казни меня, но без увечья!
Должна же я, пойми, монах,
С моим возлюбленным при встрече
Поцеловаться в небесах!»
Еретикам на вечный страх,
Герольды папские трубили
На всех парижских площадях:
«Мы, добрый Папа Лев Четвертый,
Скорбим о дщери Анж Питу,
Продавшей явно душу черту
За неземную красоту.
И вот в знак милости Господней
К ней, пребывающей во зле,
Казнить ее велел сегодня
Наместник Бога на земле!..»
И к Анж Питу в час утра ранний
С молитвой кроткой на устах
И с папской буллою в кармане
Пришел напутственный монах.
Она приподняла ресницы:
«Ах, как безжалостны все вы!
На небо к Господу явиться
Я не могу без головы!
Казни меня, но без увечья!
Должна же я, пойми, монах,
С моим возлюбленным при встрече
Поцеловаться в небесах!»
