IX
Был майский день, шестнадцатый по счёту
(педант зрачок в даль даты посмотрел).
С припасом слёз и поцелуя в щёку
в больницу прибыл некий пациент.
Он лёг в постель, сперва задвинув штору,
и вдруг ― курорта блажью счёл болезнь.
В июньский день, шестнадцатый по счёту,
он отмечает скромный юбилей.
Кто возомнил, что нет вершины ниже
больничной койки ― гордецы иль врут.
Цветок в теплице иль купальщик в Ницце
боится, что прогонят иль сорвут.
Но нет, его прибоем ласки тешат,
подкармливают скудных вен цветник.
Судьбы то понуканий, то затрещин
отсутствие ― как можно не ценить?
Страсть к жалобам, попрёкам болетворным
у абонента дальнего ― в цене ль?
Лишь издали с бесплатным телефоном
безмолвно сообщался пациент.
Как и предзнал, с курорта он уволен,
и тот, кто ждал его звонка в ночи,
в сей миг ему болельщиком футбольным
приходится и говорит: ― Нишкни!
Вернувшийся ― не свыкся с новосельем.
Рассеян, незадачлив, бестолков,
как равный им ― он осудить не смеет
отечественной сборной игроков.
(В укромных скобках затаиться легче ль
тому, что схимник скобок сам предрёк? ―
его судья, защитник и болельщик
зачтёт ему промашку этих строк.
Пусть поживут недолго на странице,
сестрицы чьи в изгнанье утекли.
Пустой глагол не стоит ностальгии.
Рональдо гол ― вот идеал строки.)
Сколь бывший пациент понижен в чине!
В миру он стал капризен и сварлив:
зачем его есть кашу приучили
и разучился он её варить?
Зато всё ― с ним: бел чайник, ал будильник,
кот ― мглист, и, дни разлуки претерпев,
волнующий умы обличьем дивным
с ним ― обожанья баловень, шар-пей.
Но всё ему неможется, неймётся:
не ушл рассудок, почерк неуклюж.
Он щедрых подаяний ждёт от мозга,
но мозг ― прижимист или неимущ.
Его творений ворох неогляден:
фломастер, под навязчивый диктант,
чертит, корпит, макет больницы ладит,
где он ― лишь заурядная деталь.
Возводит что, покуда не прервали?
Руины замка? Крепость? Монастырь?
Засов за ним задвинуть не пора ли?
Когда-нибудь его мы навестим.
Вот ― час удобный, вот ― счастливый случай,
Он ― взаперти, есть выход из дилемм ―
не повторить слова: он мне наскучил,
а возгласить: нет мочи! Надоел!
Он ― жалкий узник своего же вздора.
Но как изгнать измыслий произвол?
Да так ― Агафье Тихоновне вторя,
им попросту сказать: ― Подите вон!
Уйдут ― но сколько не-гусиных перьев,
чьих тщаний заваль трудно разгрести,
он погубил, в прок пагубы поверив!
Воображенья птичий двор, прости!
Восход свечи ознаменует полночь ―
привычки прихоть, ритуала власть.
Будильник ― вечный полуночник, он лишь
зенит мгновенья волен продлевать.
Изловленного времени хозяин
времён поспешность не берёт в расчёт.
Рассвет свой срок без циферблата знает ―
зелёной розой он в окне расцвёл.
Стал круглый месяц возрастом загадки:
день мая восемнадцатый взошёл,
когда больной, с кого и взятки гладки,
дымам зари свой посвятил зрачок.
Июня день осьмнадцатый в начале.
Уже ничей не разгадает сыск:
что дней и слов созвучья означали.
Но скрытный звук важней, чем явный смысл.
Докучных бдений вымысел, не сетуй,
гуляй вовне, оставь меня, забудь.
Пора дневник закончить кругосветный,
поставить точку и свечу задуть.
16 ― 18 июня 2002 года
Был майский день, шестнадцатый по счёту
(педант зрачок в даль даты посмотрел).
С припасом слёз и поцелуя в щёку
в больницу прибыл некий пациент.
Он лёг в постель, сперва задвинув штору,
и вдруг ― курорта блажью счёл болезнь.
В июньский день, шестнадцатый по счёту,
он отмечает скромный юбилей.
Кто возомнил, что нет вершины ниже
больничной койки ― гордецы иль врут.
Цветок в теплице иль купальщик в Ницце
боится, что прогонят иль сорвут.
Но нет, его прибоем ласки тешат,
подкармливают скудных вен цветник.
Судьбы то понуканий, то затрещин
отсутствие ― как можно не ценить?
Страсть к жалобам, попрёкам болетворным
у абонента дальнего ― в цене ль?
Лишь издали с бесплатным телефоном
безмолвно сообщался пациент.
Как и предзнал, с курорта он уволен,
и тот, кто ждал его звонка в ночи,
в сей миг ему болельщиком футбольным
приходится и говорит: ― Нишкни!
Вернувшийся ― не свыкся с новосельем.
Рассеян, незадачлив, бестолков,
как равный им ― он осудить не смеет
отечественной сборной игроков.
(В укромных скобках затаиться легче ль
тому, что схимник скобок сам предрёк? ―
его судья, защитник и болельщик
зачтёт ему промашку этих строк.
Пусть поживут недолго на странице,
сестрицы чьи в изгнанье утекли.
Пустой глагол не стоит ностальгии.
Рональдо гол ― вот идеал строки.)
Сколь бывший пациент понижен в чине!
В миру он стал капризен и сварлив:
зачем его есть кашу приучили
и разучился он её варить?
Зато всё ― с ним: бел чайник, ал будильник,
кот ― мглист, и, дни разлуки претерпев,
волнующий умы обличьем дивным
с ним ― обожанья баловень, шар-пей.
Но всё ему неможется, неймётся:
не ушл рассудок, почерк неуклюж.
Он щедрых подаяний ждёт от мозга,
но мозг ― прижимист или неимущ.
Его творений ворох неогляден:
фломастер, под навязчивый диктант,
чертит, корпит, макет больницы ладит,
где он ― лишь заурядная деталь.
Возводит что, покуда не прервали?
Руины замка? Крепость? Монастырь?
Засов за ним задвинуть не пора ли?
Когда-нибудь его мы навестим.
Вот ― час удобный, вот ― счастливый случай,
Он ― взаперти, есть выход из дилемм ―
не повторить слова: он мне наскучил,
а возгласить: нет мочи! Надоел!
Он ― жалкий узник своего же вздора.
Но как изгнать измыслий произвол?
Да так ― Агафье Тихоновне вторя,
им попросту сказать: ― Подите вон!
Уйдут ― но сколько не-гусиных перьев,
чьих тщаний заваль трудно разгрести,
он погубил, в прок пагубы поверив!
Воображенья птичий двор, прости!
Восход свечи ознаменует полночь ―
привычки прихоть, ритуала власть.
Будильник ― вечный полуночник, он лишь
зенит мгновенья волен продлевать.
Изловленного времени хозяин
времён поспешность не берёт в расчёт.
Рассвет свой срок без циферблата знает ―
зелёной розой он в окне расцвёл.
Стал круглый месяц возрастом загадки:
день мая восемнадцатый взошёл,
когда больной, с кого и взятки гладки,
дымам зари свой посвятил зрачок.
Июня день осьмнадцатый в начале.
Уже ничей не разгадает сыск:
что дней и слов созвучья означали.
Но скрытный звук важней, чем явный смысл.
Докучных бдений вымысел, не сетуй,
гуляй вовне, оставь меня, забудь.
Пора дневник закончить кругосветный,
поставить точку и свечу задуть.
16 ― 18 июня 2002 года
