Мне Звёздкин говорил, что он в меня влюблен.
Он так и полагал, поскольку люто-свежий
к нам вечер шел с Оки. А всё же это он
мне веточку принес черемухи расцветшей.
В Ладыжине, куда он по вино ходил,
чтобы ослабить мысль любви неразделенной,
черемухи цветок, пока еще один,
очнулся и глядел на белый свет зеленый.
За то и сорван был, что прежде всех расцвел,
с кем словно не в родстве, а в сдержанном соседстве.
Зачем чужой любви сторонний произвол
летает мимо нас, но уязвляет сердце?
Уехал Звёздкин вдруг, единственный этюд
не дописав. В сердцах порвал его ― и ладно.
Он, говорят, ― талант, а таковые ― пьют.
Лишь гений здрав и трезв, хоть и не чужд таланта.
Со Звёздкиным едва ль мы свидимся в Москве.
Как робкая душа погибшего этюда ―
таинственный цветок белеет в темноте
и Звёздкину вослед еще глядит отсюда.
Власть веточки моей в ночи так велика,
так зрим печальный чад. И на исходе суток
содеян воздух весь энергией цветка,
и что мои слова, как не его поступок?
28 ― 29 апреля 1983
Таруса
Он так и полагал, поскольку люто-свежий
к нам вечер шел с Оки. А всё же это он
мне веточку принес черемухи расцветшей.
В Ладыжине, куда он по вино ходил,
чтобы ослабить мысль любви неразделенной,
черемухи цветок, пока еще один,
очнулся и глядел на белый свет зеленый.
За то и сорван был, что прежде всех расцвел,
с кем словно не в родстве, а в сдержанном соседстве.
Зачем чужой любви сторонний произвол
летает мимо нас, но уязвляет сердце?
Уехал Звёздкин вдруг, единственный этюд
не дописав. В сердцах порвал его ― и ладно.
Он, говорят, ― талант, а таковые ― пьют.
Лишь гений здрав и трезв, хоть и не чужд таланта.
Со Звёздкиным едва ль мы свидимся в Москве.
Как робкая душа погибшего этюда ―
таинственный цветок белеет в темноте
и Звёздкину вослед еще глядит отсюда.
Власть веточки моей в ночи так велика,
так зрим печальный чад. И на исходе суток
содеян воздух весь энергией цветка,
и что мои слова, как не его поступок?
28 ― 29 апреля 1983
Таруса
