как лошадь, ожидающая бега.
Надменный мой сосед по этажу
и тот вскричал:
― Как вы дрожите, Белла!
Но образумьтесь! Странный ваш недуг
колеблет стены и сквозит повсюду.
Моих детей он воспаляет дух
и по ночам звонит в мою посуду.
<Ему я отвечала:
― Я дрожу
все более ― без умысла худого.
А впрочем, передайте этажу,
что вечером я ухожу из дома.
Но этот трепет так меня трепал,
в мои слова вставлял свои ошибки,
моей ногой приплясывал, мешал
губам соединиться для улыбки.
Сосед мой, перевесившись в пролет,
следил за мной брезгливо, но без фальши.
Его я обнадежила:
― Пролог
вы наблюдали. Что-то будет дальше?
Моей болезни не скучал сюжет!
В себе я различала, взглядом скорбным,
мельканье диких и чужих существ,
как в капельке воды под микроскопом.
Все тяжелей меня хлестала дрожь,
вбивала в кожу острые гвоздочки.
Так по осине ударяет дождь,
наказывая все ее листочки.
Я думала: как быстро я стою!
Прочь мускулы несутся и резвятся!
Мое же тело, свергнув власть мою,
ведет себя свободно и развязно.
Оно все дальше от меня! А вдруг
оно исчезнет вольно и опасно,
как ускользает шар из детских рук
и ниточку разматывает с пальца?
Все это мне не нравилось. Врачу.
сказала я, хоть перед ним робела: ―
― Я, знаете, горда и не хочу
сносить и впредь непослушанье тела.
Врач объяснил:
― Ваша болезнь проста.
Она была б и вовсе безобидна,
но ваших колебаний частота
препятствует осмотру ― вас не видно.
Вот так, когда вибрирует предмет
и велика его движений малость,
он зрительно почти сведен на нет
и выглядит, как слабая туманность.
Врач подключил свой золотой прибор
к моим предметам неопределенным,
и острый электрический прибой
охолодил меня огнем зеленым.
И ужаснулись стрелка и шкала!
Взыграла ртуть в неистовом подскоке!
Последовал предсмертный всплеск стекла,
и кровь из пальцев высекли осколки.
Встревожься, добрый доктор, оглянись!
Но он, не озадаченный нимало,
провозгласил:
― Ваш бедный организм
сейчас функционирует нормально.
Мне стало грустно. Знала я сама
свою причастность к этой высшей норме.
Не умещаясь в узости ума,
плыл надо мной ее чрезмерный номер.
И, многозначной цифрою мытарств
наученная, нервная система,
пробившись, как пружины сквозь матрац,
рвала мне кожу и вокруг свистела.
Уродующий кисть огромный пульс
всегда гудел, всегда хотел на волю.
В конце концов казалось: к черту! Пусть
им захлебнусь, как Петербург Невою!
А по ночам ― мозг навострится, ждет.
Слух так открыт, так взвинчен тишиною,
что скрипнет дверь иль книга упадет,
и ― взрыв! и ― все! и ― кончено со мною!
Да, я не смела укротить зверей,
в меня вселенных, жрущих кровь из мяса.
При мне всегда стоял сквозняк дверей!
При мне всегда свеча, вдруг вспыхнув, гасла!
В моих зрачках, нависнув через край,
слезы светлела вечная громада.
Я ― все собою портила! Я ― рай
растлила б грозным неуютом ада.
Врач выписал мне должную латынь,
и с мудростью, цветущей в человеке,
как музыку по нотным запятым,
ее читала девушка в аптеке.
И вот теперь разнежен весь мой дом
целебным поцелуем валерьяны,
и медицина мятным языком
давно мои зализывает раны.
Сосед доволен, третий раз подряд
он поздравлял меня с выздоровленьем
через своих детей и, говорят,
хвалил меня пред домоуправленьем.
Я отдала визиты и долги,
ответила на письма. Я гуляю,
особо, с пользой делая круги.
Вина в шкафу держать не позволяю.
Вокруг меня ― ни звука, ни души.
И стол мой умер и под пылью скрылся.
Уставили во тьму карандаши
тупые и неграмотные рыльца.
И, как у побежденного коня,
мой каждый шаг медлителен, стреножен.
Все хорошо! Но по ночам меня
опасное предчувствие тревожит.
Мой врач еще меня не уличил,
но зря ему я голову морочу,
ведь все, что он лелеял и лечил,
я разом обожгу иль обморожу.
Я, как улитка в костяном гробу,
спасаюсь слепотой и тишиною,
но, поболев, пощекотав во лбу,
рога антенн воспрянут надо мною.
О звездопад всех точек и тире,
зову тебя, осыпься! Пусть я сгину,
подрагивая в чистом серебре
русалочьих мурашек, жгущих спину!
Ударь в меня, как в бубен, не жалей,
озноб, я вся твоя! Не жить нам розно!
Я ― балерина музыки твоей!
Щенок озябший твоего мороза!
Пока еще я не дрожу, о, нет,
сейчас о том не может быть и речи.
Но мой предусмотрительный сосед
уже со мною холоден при встрече.
1962
Анализ стихотворения "Озноб" Б. А. Ахмадулиной
1. Введение
Стихотворение "Озноб" Б. А. Ахмадулиной представляет собой глубокое исследование внутреннего состояния человека, переживающего болезнь и страх перед потерей контроля над своим телом. Автор обращается к темам здоровья, одиночества и отношений с окружающими.
2. Структура стихотворения
Стихотворение состоит из 11 строф, каждый из которых раскрывает различные аспекты состояния лирической героини. Формат изложения — свободный стих, что придаёт произведению особую эмоциональность и динамичность.
3. Тематика
3.1. Болезнь и страдание
Стихотворение начинается с ощущения физического недомогания: "Хвораю, что ли, ― третий день дрожу". Лирическая героиня сталкивается с неопределённостью своей болезни, что вызывает у неё глубокое внутреннее беспокойство.
3.2. Отчуждение и связь с окружающим миром
Сосед, наблюдающий за её состоянием, становится символом внешнего давления и осуждения: "Надменный мой сосед по этажу". Это также подчеркивает тему одиночества — несмотря на наблюдение и интерес окружающих, героиня остается изолированной в своем страдании.
3.3. Психологическое состояние
В процессе описания болезни, проявляется внутренний конфликт героини, её страх потерять контроль над своим телом: "Оно все дальше от меня! А вдруг / оно исчезнет вольно и опасно". Это отражает метафизический страх перед потерей себя и своего существа.
4. Образы и символы
4.1. Дрожь
Дрожь, о которой упоминает поэтесса, становится символом внутреннего терзания, эмоциональной нестабильности. Она охватывает героиню, как "острые гвоздочки", что образно создает ощущение страха и физической боли.
4.2. Врач и медицинская символика
Врач представляет собой фигуру рационального, научного объяснения, однако его слова не приносят облегчения: "Ваш бедный организм / сейчас функционирует нормально". Это указывает на разрыв между научным подходом и личным переживанием боли.
5. Эмоциональное состояние героини
Чувство отчаяния и безысходности пронизывает строки стихотворения. Она осознает, что её состояние не соответствует нормам, и страдает от этого: "Мне стало грустно. Знала я сама / свою причастность к этой высшей норме".
6. Заключение и итоговые мысли
Стихотворение "Озноб" является не только исследованием болезни, но и метафорическим размышлением о человеческой природе и восприятии себя в мире. Ахмадулина соединяет темы физического и психического здоровья, создавая глубокий и многослойный текст, который продолжает оставаться актуальным для читателя.
