Послание
Собрат любезный, пишете Вы плохо,
спалив свечой всенощные часы.
В посланье нет ни прока, ни упрёка:
Вы пред свечой погибшею чисты.
Заманчива бессонницы повадка
безумствовать, пока свежа луна.
Но сказано: «должна быть глуповата»,
не сказано: должна быть не умна.
И ум излишен, вознесённый в заумь:
предавшись ей, заблудший ученик
не сможет зоркий обмануть экзамен,
судьба вздохнёт и «неуд» причинит.
Пусть простоват и непонятлив «неуд»,
не соразмерный с холодом спины
и с бледным лбом, что поощряем небом, ―
свершенья неудачника смешны.
Ему смешон, быть может, кто удачлив,
преуспеянья скушные чужды.
Портфель с добычей он домой утащит,
везёт: в кино родители ушли.
Один он снова при луне, при гнёте
незримых сил, диктующих озноб.
О ужас! Вдруг ― не различимы: Гёте
и вдохновенный мученик азов.
Забудем, впрочем, школьного страдальца,
пусть второгодник встретит Новый год.
Его не зря домашние стыдятся,
вотще в ночи его прилежен горб.
Ответ не нужен. Но зачем Вам рифмы,
унылые зияния меж строф?
Другие разве Вам не говорили:
их современник прихотлив и строг.
Вам надобен насущный, настоящий
слов разнородных дерзновенный стык.
Пример: по наущенью инсталляций
освободите, растолкайте стих.
Ваш ― словно спит в качалке устаревшей.
Поверьте мне: Вам скоро надоест,
что, обогнув ухабы ударений,
во дни былые Вас влачит дормез.
Сама пекусь о сдвиге с места, срыве
с откоса, хоть удобна для похвал
ко мне привыкшей, поредевшей свиты.
Мне не дано ― пускай удастся Вам.
Галеры раб ― сам по себе проворен,
в морях ли мрачных, на пустой тропе ль,
слог должен быть беспечен и приволен.
Мысль, что умён, ― читателя трофей.
Как сладко ладить с волей глуповатой!
Но вольничать нельзя давать строке.
И с Музой, и с Афиною Палладой ―
погиб, кто вздумал быть накоротке.
Всегда со мной соседствует ехидно
не знаю ― кто, но внемлю, не кляну.
Бубнит: ― Побойся Зевса! Знай: эгида
изменчива. Твоё письмо ― кому? ―
Оставь меня, докучный соглядатай.
Твоя обитель ― не в моём ли лбу?
Дай насладиться белизной летящей,
Ни ей, ни стеарину я не лгу.
Всё ― блажь ночей, причуда их, загадка.
До слабого рассветного поздна
творится, при мерцании огарка,
печальное признание письма.
Со спорщиком я пререкаюсь неким:
ты думаешь, с утра шлафрок надев,
за кофием, рассеянный Онегин
мой станет адресат и конфидент?
Иль, сдуру впав в учёность и надменность,
впрямь пестую собрата по перу?
Свечу измучив попусту, надеюсь
другую жертву заманить в игру?
Нет, ни на чьё внимание не зарюсь.
Уже прискучив несколько семье
и назиданий осмеяв не ― здравость,
пишу себе… Верней: пишу ― себе.
1999