Привёз паломник Иерусалима
мне освящённых тридцать три свечи.
За ночью ночь они февраль сочли,
я растопила стройность стеарина.
Казалось мне, что помыслы свои,
а не мои, свеча в ночи творила.
Так двадцать пять огней на нет сошли:
три полночи свеча не озарила,
и у меня осталось шесть свечей ―
для вдумчивых до-утренних ночей.
Расчёт мой прост: я стала бережлива,
да и лампадка предо мной горит.
Но мысль о марте разум бередила ―
свечу зажгла я для приманки рифм.
Отверстая, добычи ждёт ловушка.
Свеча жила, как подобает, час.
Мой лоб пустынен и ленив. Неужто
слова о том, что знают, умолчат?
Я понукаю пульсы кофеином.
Вотще хлопочут бурные виски ―
им не угодно вздором говорливым
оплакивать заупокой свечи.
Я думаю: моей строкой недавней
был не к добру помянут «окаём»,
и спать иду с неразглашённой тайной,
задув лампадки чистый огонёк.
мне освящённых тридцать три свечи.
За ночью ночь они февраль сочли,
я растопила стройность стеарина.
Казалось мне, что помыслы свои,
а не мои, свеча в ночи творила.
Так двадцать пять огней на нет сошли:
три полночи свеча не озарила,
и у меня осталось шесть свечей ―
для вдумчивых до-утренних ночей.
Расчёт мой прост: я стала бережлива,
да и лампадка предо мной горит.
Но мысль о марте разум бередила ―
свечу зажгла я для приманки рифм.
Отверстая, добычи ждёт ловушка.
Свеча жила, как подобает, час.
Мой лоб пустынен и ленив. Неужто
слова о том, что знают, умолчат?
Я понукаю пульсы кофеином.
Вотще хлопочут бурные виски ―
им не угодно вздором говорливым
оплакивать заупокой свечи.
Я думаю: моей строкой недавней
был не к добру помянут «окаём»,
и спать иду с неразглашённой тайной,
задув лампадки чистый огонёк.