Евгении Семёновне Гинзбург
Я думала в уютный час дождя;
а вдруг и впрямь, по логике наитья,
заведомо безнравственно дитя,
рожденное вблизи кровопролитья.
В ту ночь, когда святой Варфоломей
на пир созвал всех алчущих, как тонок
был плач того, кто между двух огней
еще не гугенот и не католик.
Еще птенец, едва поющий вздор,
еще в ходьбе не сведущий козленок,
он выжил и присвоил первый вздох,
изъятый из дыхания казненных.
Сколь, нянюшка, ни пестуй, ни корми
дитя твое цветочным млеком меда.
в его опрятной маленькой крови
живет глоток чужого кислорода.
Он лакомка, он хочет пить еще,
не знает организм непросвещенный,
что ненасытно, сладко, горячо
вкушает дух гортани пресеченной.
Повадился дышать! Не виноват
в религиях и гибелях далеких.
И принимает он кровавый чад
за будничную выгоду для легких.
Не знаю я, в тени чьего плеча
он спит в уюте детства и злодейства.
Но и палач, и жертва палача
равно растлят незрячий сон младенца.
Когда глаза откроются ― смотреть,
какой судьбою в нем взойдет отрава?
Отрадой ― умертвить? Иль умереть?
Или корыстно почернеть от рабства?
Привыкшие к излишеству смертей,
вы, люди добрые, бранитесь и боритесь,
вы так бесстрашно нянчите детей,
что и детей, наверно, не боитесь.
И коль дитя расплачется со сна,
не беспокойтесь ― малость виновата:
немного растревожена десна
молочными резцами вурдалака.
А если что-то глянет из ветвей,
морозом жути кожу задевая, ―
не бойтесь! Это личики детей,
взлелеянных под сенью злодеянья.
Но, может быть, в беспамятстве, в раю,
тот плач звучит в честь выбора другого,
и хрупкость беззащитную свою
оплакивает маленькое горло
всем ужасом, чрезмерным для строки,
всей музыкой, не объясненной в нотах.
А в общем-то ― какие пустяки!
Всего лишь ― тридцать тысяч гугенотов.
1967
Я думала в уютный час дождя;
а вдруг и впрямь, по логике наитья,
заведомо безнравственно дитя,
рожденное вблизи кровопролитья.
В ту ночь, когда святой Варфоломей
на пир созвал всех алчущих, как тонок
был плач того, кто между двух огней
еще не гугенот и не католик.
Еще птенец, едва поющий вздор,
еще в ходьбе не сведущий козленок,
он выжил и присвоил первый вздох,
изъятый из дыхания казненных.
Сколь, нянюшка, ни пестуй, ни корми
дитя твое цветочным млеком меда.
в его опрятной маленькой крови
живет глоток чужого кислорода.
Он лакомка, он хочет пить еще,
не знает организм непросвещенный,
что ненасытно, сладко, горячо
вкушает дух гортани пресеченной.
Повадился дышать! Не виноват
в религиях и гибелях далеких.
И принимает он кровавый чад
за будничную выгоду для легких.
Не знаю я, в тени чьего плеча
он спит в уюте детства и злодейства.
Но и палач, и жертва палача
равно растлят незрячий сон младенца.
Когда глаза откроются ― смотреть,
какой судьбою в нем взойдет отрава?
Отрадой ― умертвить? Иль умереть?
Или корыстно почернеть от рабства?
Привыкшие к излишеству смертей,
вы, люди добрые, бранитесь и боритесь,
вы так бесстрашно нянчите детей,
что и детей, наверно, не боитесь.
И коль дитя расплачется со сна,
не беспокойтесь ― малость виновата:
немного растревожена десна
молочными резцами вурдалака.
А если что-то глянет из ветвей,
морозом жути кожу задевая, ―
не бойтесь! Это личики детей,
взлелеянных под сенью злодеянья.
Но, может быть, в беспамятстве, в раю,
тот плач звучит в честь выбора другого,
и хрупкость беззащитную свою
оплакивает маленькое горло
всем ужасом, чрезмерным для строки,
всей музыкой, не объясненной в нотах.
А в общем-то ― какие пустяки!
Всего лишь ― тридцать тысяч гугенотов.
1967
Анализ стихотворения "Варфоломеевская ночь" Б. А. Ахмадулиной
1. Введение
- Автор: Б. А. Ахмадулина, известная русская поэтесса.
- Тема: Стихотворение посвящено Варфоломеевской ночи, кровавым событиям, связанным с религиозными конфликтами во Франции в XVI веке.
- Структура: Стихотворение состоит из нескольких строф, в которых автор исследует идеи жизни, смерти и моральной ответственности.
2. Основные темы
- Жизнь и смерть
- Стихотворение начинается с размышлений о детстве, жизни, которая возникает на фоне насилия и смерти.
- Образ младенца, born of blood, juxtaposed с ужасом его происхождения.
- Религия и насилие
- Упоминается Варфоломеевская ночь, создается ассоциация с историческими событиями, в которых страдают innocents.
- Автор ставит вопрос о невиновности и вине — ребенок не виноват в преступлениях предков.
- Идентичность и мораль
- Стихотворение исследует, как на формирование идентичности личности влияют внешние обстоятельства.
- Проблема выбора и ответственности, символизируемая вопросами о будущем ребенка.
3. Художественные средства
- Метафоры и образы
- Образ "кровавого чад", "не гугенот и не католик", символизирует неопределенность идентичности.
- "Кислород" и "млеко меда" создают контраст между природной чистотой и грязью насилия.
- Ритм и рифма
- Переменный ритм подчеркивает эмоциональную напруженность стихотворения.
- Некоторые строки рифмуются, создавая плавность, в то время как другие — диссонанс.
- Анафора и параллелизм
- Повторы фраз подчеркивают темы страха и тревоги.
4. Эмоциональное восприятие
- Стихотворение вызывает сильные чувства сопереживания и печали.
- Надежда и страх могут переплетаться, что делает текст многослойным.
- Читатель погружается в конфликт между трагедией и невинностью, порождая глубокие размышления о гуманизме.
5. Заключение
- Стихотворение "Варфоломеевская ночь" — это глубокое и многозначное произведение, которое анализирует важные аспекты человеческой жизни и социальную мораль.
- Ахмадулина использует свои поэтические средства для создания ярких образов, которые заставляют задуматься о последствиях исторических трагедий и их влиянии на современные поколения.
