Валерию Брюсову
Ты гость мой странный, ты мне неведом.
Скажи ж ― кто ты?
Нанес визит мне перед обедом,
До темноты.
Жакет застегнут. Цветок в петлице.
Лет тридцать пять…
Но над висками уж серебрится
Седая прядь…
Уста ― улыбки, движенья ― ритмы,
А взоры ― дно.
На мой вопрос он говорит: «Мы
Родня давно…»
На мой вторичный ― «Родня в веках мы…»
Ах, так ― в веках!..
Золотники точны и драхмы
В его словах.
Сплошная точность, во всем учтивость,
Но вот напасть:
Ведь красота не есть красивость,
А ум ― не страсть.
Наш спор был вежлив, наш спор был долог,
Сугубый спор…
Уж нежный вечер надвинул полог
С соседних гор.
Для гостя ум служил законом,
Мне ― лишь умом.
И мы простились полупоклоном,
Полукивком.
Но, и сквозь споры роковые,
Не так уж прост,
Из-под его успел полы я
Заметить хвост.
1923
Ты гость мой странный, ты мне неведом.
Скажи ж ― кто ты?
Нанес визит мне перед обедом,
До темноты.
Жакет застегнут. Цветок в петлице.
Лет тридцать пять…
Но над висками уж серебрится
Седая прядь…
Уста ― улыбки, движенья ― ритмы,
А взоры ― дно.
На мой вопрос он говорит: «Мы
Родня давно…»
На мой вторичный ― «Родня в веках мы…»
Ах, так ― в веках!..
Золотники точны и драхмы
В его словах.
Сплошная точность, во всем учтивость,
Но вот напасть:
Ведь красота не есть красивость,
А ум ― не страсть.
Наш спор был вежлив, наш спор был долог,
Сугубый спор…
Уж нежный вечер надвинул полог
С соседних гор.
Для гостя ум служил законом,
Мне ― лишь умом.
И мы простились полупоклоном,
Полукивком.
Но, и сквозь споры роковые,
Не так уж прост,
Из-под его успел полы я
Заметить хвост.
1923
