Когда несносен станет гам
И шумных дней воронки жадные,
Ты по уютным городкам
Полюбишь семьи многочадные.
Хозяйка станет занимать
И проведет через гостиную,
Любовна и проста, как мать,
Приветна ясностью старинною.
Завидев, что явился ты ―
Друг батюшки, знакомый дедушки,
Протянут влажные персты
Чуть-чуть робеющие девушки.
К жасминам окна отворя,
Дом тих, гостей солидно слушая,
И ты, приятно говоря,
Купаешься в реке радушия.
Добронадежней всех «рагу»,
Уж на столе шипит и пышнится
Соседка брату ― творогу ―
Солнцеподобная яичница.
Ни ― острых специй, ни ― кислот…
Но скоро пальцы станут липкими
От шестигранных сладких сот,
Лугами пахнущих да липками.
Усядутся невдалеке
Мальчишки в трусиках курносые,
Коричневы, как ил в реке,
Как птичий пух светловолосые.
Вот, мягкостью босых подошв
Дощатый пол уютно щупая,
С реки вернется молодежь
С рассказом, гомоном и щукою.
Хозяин, молвив не спеша:
«А вот ― на доннике, заметьте-ка!»
Несет (добрейшая душа!)
Графин пузатый из буфетика.
И медленно, дождем с листа,
Беседа потечет ― естественна,
Как этот городок, проста,
Чистосердечна, благодейственна…
Как будто, воротясь домой,
Лежишь ― лицом в траве некошеной..
Как будто обувь, в жгучий зной,
С ног истомленных к черту сброшена.
1950