В знак/ Гончих
Вполз/ месяц.
День/ кончен
Бьет/ десять.
Бьет/ в непроглядных/ пространствах/ Сибири.
Бьет над страной. / Надо мной. / Над тобой.
И голосами, как черные гири,
В тюрьмах надзор возвещает:/ ― От-бой! ―
В Караганде, Воркуте, Красноярске,
Над Колымою, Норильском, Ингой.
Брякают ржавые рельсы, по-царски
В вечность напутствуя день прожитой.
Сон/ разве?..
Тишь… / Морок…
Длит/ праздник
Лишь/ город.
Вспыхнут ожерелья фонарей/ вдоль/ трасс
Музыкой соцветий небывалых.
Манят вестибюли: у дверей―/ блеск/ касс,
Радуга неоновых порталов.
Пряными духами шелестит/ шелк/ дам,
Плечи ― в раздувающихся пенах…
Брызжет по эстрадам перезвон/ всех/ гамм
И сальто-мортале ― на аренах.
Встанет попурри, как балерина, на носок,
Тельце ― как у бабочки: весь груз―/ грамм, ―
Будто похохатывает маленький бесок:
Дранта-рата-рита, тороплюсь/ к вам!
А ксилофон, бренча,
Виолончель, урча,
И гогоча, как черт,/ кларнет
Воображенье мчат
В неразличимый чад,
Где не понять/ ни тьму,/ ни свет.
Там попурри―/ дзинь-дзень,
И на волну/ всех струн
Взлетает песнь,/ как челн,/ как флаг,
Что никогда/ наш день
Еще не был/ столь юн,
Столь осиян,/ столь полн,/ столь благ.
Звенит бокал/ дзынь-дзень,
Узоры слов/ рвет джаз,
Колоратур/ визг остр/ и шустр, ―
Забыть на миг/ злой день,
Пить омрак чувств/ хоть час
В огнях эстрад,/ и рамп,/ и люстр!
Но и с эстрад/ сквозь дзонн
От радиол, сцен,/ рамп,
В ушах бубнит/ все тот же/ миф,
Все тот же скач,/ темп, звон,
И тридцать лет/ мнет штамп
Сердца и мозг,/ цель душ/ скривив.
Ни шепотком,/ ни вслух,
Ни во хмелю,/ ни в ночь
Средь тишины, с самим/ собой,
Расторгнуть плен/ невмочь,
Рвануть из пут/ свой дух,
Проклясть позор,/ жизнь,/ тьму,/ ложь,/ строй.
И только память/ о тщетных жертвах
Еще не стерта, еще свежа,
Она шевелится в каждом сердце,
Как уголь будущего мятежа.
Но музыка баров/ от боли мятежной
Предохраняет… / эстрада бренчит…
Мерно… / льют вальсы… / ритм плавный… / и нежный…
Плавно… / все пары… / ток пламенный… / мчит:
Жаркий! / пульс танца! / тмит разум! / бьет в жилах,
Арки/ зал шумных/ слив в радужный/ круг;
Слаще,/ все слаще/ смех зыбкий/ уст милых,
Радость/ глаз юных/ и сомкнутых/ рук…
Бьет/ полночь:
Звон/ с башни.
Круг/ полон…
Друг! / Страшно!
Этих кровавых светил пятизвездье
Видишь?
Эти глухие предзвучья возмездья
Чуешь?
Нет. / Тихо.
Совсем тихо.
Лишь «зисы» черным эллипсойдом
Под фонарем летят во тьму…
Кварталы пусты. Дождь косой там
Объемлет дух и льнет к нему.
Наутро снова долг страданий,
Приказы, гомон, труд, тоска,
И с каждым днем быстрей, туманней
Ревущий темп маховика.
Не в цехе, не у пестрой рампы ―
Хоть в тишине полночных книг
Найти себя у мирной лампы,
Из круга вырваться на миг.
Смежив ресницы, в ритме строгом,
Изгнав усталость, робость, страх,
Длить битву с Человекобогом
В последних ― в творческих мирах!..
Вон―/ В славе ―
Знак/ Льва.
Ночь/ правит.
Бьет/ два.
Космос разверз свое вечное диво.
Слава тебе, материнская Ночь!
Вам, лучезарные, с белыми гривами,
Кони стиха, уносящие прочь!
Внемлем! / зажглась золотая Капелла!
Вонмем! / звенит голубой Альтаир!
Узы расторгнуты. Сердце запело,
Голос вливая в ликующий клир.
Слышу дыханье иного собора,
Лестницу невоплощаемых братств,
Брезжущую для духовного взора
И недоступную для святотатств;
Чую звучанье служений всемирных,
Молнией их рассекающий свет,
Где единятся в акафистах лирных
Духи народов и души планет;
Где воскуряется строго и прямо
Белым столпом над морями стихий
Млечное облако ― дым фимиама
В звездных кадильницах иерархий…
Чую звучанье нездешних содружеств,
Гром колесниц, затмевающих ум, ―
Благоговенье, и трепет, и ужас,
Радость, вторгающуюся, как самум!..
Властное днем наважденье господства
Дух в созерцаньи разъял и отверг.
Отче. Прости, если угль первородства
В сердце под пеплом вседневности мерк.
Что пред Тобой письмена и законы
Всех человеческих царств и громад?
Только в Твое необъятное лоно
Дух возвратится, как сын ― и как брат.
Пусть же назавтра судьба меня кинет
Вновь под стопу суеты, в забытье, ―
Богосыновства никто не отнимет
И не развеет бессмертье мое!
8-22 декабря 1950
Владимир