Где кончаются заводы,
начинаются природы.
Всюду бабочки лесные ―
неба легкие кусочки ―
так трепещут эти дочки,
что обычная тоска
неприлична и низка.
Стадо божиих коровок
в многи тысячи головок
украшает огород
и само себя пасет.
Обернувшись к миру задом
по привычке трудовой,
ходит лошадь красным садом,
шею кончив головой.
Две коровы сходом Будд
там лежат и там и тут.
Оля:
На груди моей тоски
зреют радости соски,
присосись ты к ним навеки,
чтоб из них полились реки!
чтоб из рек тех тростники
и цветы в мошке и осах
я б срывала на венки
для себя длинноволосой.
Альтшулер:
Чересчур, увы, печальный,
я и в радости угрюм,
и в природе зрю не спальню,
а пейзаж для чистых дум.
К виду дачного участка
приноровлены качели,
станем весело качаться,
чем грешить на самом деле.
Оля:
Где я сама к себе нежна,
лежу всему вокруг жена,
телом мягким как ручей
обойму тебя всего я,
и тоску твоих речей
растворю в своем покое.
Альтшулер:
О, как ты весело красива
и как красиво весела,
и многорукая, как Шива,
какой венок бы ты сплела!
Оля:
Я полна цветов и речек,
на лугу сожжем мы свечек,
соберем большие стаи,
посидим и полетаем.
Альтшулер:
Хоть ты заманчива для многих
и как никто теперь нага,
но не могу другим, убогим,
я наставлять с тобой рога,
они ужасно огорчатся,
застав меня в твоей постели,
к природе дачного участка
прибиты длинные качели…
Летят вдоль неба стаи птичьи,
вглубь болот идет охотник,
и пейзаж какой-то нищий
старым дождиком приподнят,
но по каинской привычке
прет охотник через терни,
чтоб какой-нибудь приличный
отыскать пленэр для смерти.
Оля:
Я полна цветов и речек.
На лугу зажжем мы свечек.
Соберем большие стаи.
В тихом небе полетаем.
1967
начинаются природы.
Всюду бабочки лесные ―
неба легкие кусочки ―
так трепещут эти дочки,
что обычная тоска
неприлична и низка.
Стадо божиих коровок
в многи тысячи головок
украшает огород
и само себя пасет.
Обернувшись к миру задом
по привычке трудовой,
ходит лошадь красным садом,
шею кончив головой.
Две коровы сходом Будд
там лежат и там и тут.
Оля:
На груди моей тоски
зреют радости соски,
присосись ты к ним навеки,
чтоб из них полились реки!
чтоб из рек тех тростники
и цветы в мошке и осах
я б срывала на венки
для себя длинноволосой.
Альтшулер:
Чересчур, увы, печальный,
я и в радости угрюм,
и в природе зрю не спальню,
а пейзаж для чистых дум.
К виду дачного участка
приноровлены качели,
станем весело качаться,
чем грешить на самом деле.
Оля:
Где я сама к себе нежна,
лежу всему вокруг жена,
телом мягким как ручей
обойму тебя всего я,
и тоску твоих речей
растворю в своем покое.
Альтшулер:
О, как ты весело красива
и как красиво весела,
и многорукая, как Шива,
какой венок бы ты сплела!
Оля:
Я полна цветов и речек,
на лугу сожжем мы свечек,
соберем большие стаи,
посидим и полетаем.
Альтшулер:
Хоть ты заманчива для многих
и как никто теперь нага,
но не могу другим, убогим,
я наставлять с тобой рога,
они ужасно огорчатся,
застав меня в твоей постели,
к природе дачного участка
прибиты длинные качели…
Летят вдоль неба стаи птичьи,
вглубь болот идет охотник,
и пейзаж какой-то нищий
старым дождиком приподнят,
но по каинской привычке
прет охотник через терни,
чтоб какой-нибудь приличный
отыскать пленэр для смерти.
Оля:
Я полна цветов и речек.
На лугу зажжем мы свечек.
Соберем большие стаи.
В тихом небе полетаем.
1967
