Деревни деревянные, как шаток
настил мостков, где легкая стопа,
в пыли оставив слабый отпечаток,
ведет меня, как смертника, к столбам.
И кажется: вот родина ― ладонь,
собрание растительного царства,
где сходятся деревья, словно старцы,
на пиршество, на жертвенный огонь.
И медленен, как колокол, покой,
распластанный по выгнутым озерам,
но, не достав до родины рукой,
я прижимаюсь к мертвому простору
ночных полей. Как брошенный сосуд,
гудят поля далекими пирами,
и нища речь, и бык, застывший в камень,
лежит в траве, уставившись в росу.
Густою пеной застлан небосклон,
дрожат мостки, и воздух этот древний
с открытых настежь четырех сторон
срывает шум с качнувшихся деревьев.
Скрипят, скрипят полночные стволы,
и крики птиц медлительней и реже,
всё исчезает в запахе смолы,
и чудится мне близость побережья.