Лицо ― реке, о набережных плеск!
вся эта ночь, как памятник, бессонна,
и осень, обнаженная, как крест,
срывается на мокрые газоны,
а я ― изгой, река моя во мне,
скользит по ребрам, ударяя в душу,
и мост уже не мост, не переезд,
а обморока длинный промежуток.
Срывая плащ, подрагивает мост,
и фонари предутренние ранни,
я подниму лицо свое, как тост
за самое высокое изгнанье
в поэзию. А тучи в облаках
к над-берегу сбиваются и тонут,
и тихая шевелится река,
и мост над ней, как колокол, изогнут.
Звени, о мост, мой колокол, мой щит,
соломинка моя, моя утрата,
когда кричу я, осенью распятый,
как страшно мне и горестно не жить…
1961
вся эта ночь, как памятник, бессонна,
и осень, обнаженная, как крест,
срывается на мокрые газоны,
а я ― изгой, река моя во мне,
скользит по ребрам, ударяя в душу,
и мост уже не мост, не переезд,
а обморока длинный промежуток.
Срывая плащ, подрагивает мост,
и фонари предутренние ранни,
я подниму лицо свое, как тост
за самое высокое изгнанье
в поэзию. А тучи в облаках
к над-берегу сбиваются и тонут,
и тихая шевелится река,
и мост над ней, как колокол, изогнут.
Звени, о мост, мой колокол, мой щит,
соломинка моя, моя утрата,
когда кричу я, осенью распятый,
как страшно мне и горестно не жить…
1961
