Сквозь ворох белого тумана
всходило медленное солнце,
и было пасмурно и рано,
и было горестно и сонно.
Блестела, словно поцелуи,
на почках утренняя влага,
и облака, как дым от улиц,
текли и медленно, и плавно.
Вороны ранние кричали,
как будто раненые птицы,
река туманными плечами
качала горестные лица.
Бродили пасмурные кони
и терлись теплыми боками,
фонтан из мрака преисподней,
врываясь, рушился на камни.
Метались крохотные тени,
и, восходя до полногласья,
всё утро было единеньем,
не разрываемым на части.
Теряли ранние причуды
свою намеренную легкость,
фонтан был холоден и чуток,
как ветром тронутые локти.
Шел холод каменный от чаши
полузаполненной и светлой,
и было весело и страшно
ловить прерывистость поветрий,
как будто майская прохлада,
фонтан и пасмурные кони
в зеленом облаке распада
казались родины исконней.
всходило медленное солнце,
и было пасмурно и рано,
и было горестно и сонно.
Блестела, словно поцелуи,
на почках утренняя влага,
и облака, как дым от улиц,
текли и медленно, и плавно.
Вороны ранние кричали,
как будто раненые птицы,
река туманными плечами
качала горестные лица.
Бродили пасмурные кони
и терлись теплыми боками,
фонтан из мрака преисподней,
врываясь, рушился на камни.
Метались крохотные тени,
и, восходя до полногласья,
всё утро было единеньем,
не разрываемым на части.
Теряли ранние причуды
свою намеренную легкость,
фонтан был холоден и чуток,
как ветром тронутые локти.
Шел холод каменный от чаши
полузаполненной и светлой,
и было весело и страшно
ловить прерывистость поветрий,
как будто майская прохлада,
фонтан и пасмурные кони
в зеленом облаке распада
казались родины исконней.