Так оглянись: и ты увидишь осень,
где улицы роняют полусвет,
где голый дождь, раскалываясь оземь,
как легкое вино на торжестве
подрагивает. Серые дома, как звери серые,
и дождь течет меж складок.
Так гладь их, гладь, сведи себя с ума
оранжевой картиной листопадов.
О звери серые, не опуская век,
смотрите в ночь, где красные трамваи,
визжа, визжа вдоль улицы съезжают,
и темный сад свою подъемлет ветвь.
Так оглянись: здесь тень и жизнь вторая,
вне времени, вне памяти, и свет
ложится вслед, и улица сырая
блестит и спит,―
и ты увидишь ― смерть.
И этот сад.
Так опрокинь его!
Весь этот сад ― раскиданный гербарий,
о, опрокинь, и он тебя одарит
глухим паденьем вывернутых гнезд.
Так оглянись: и ты увидишь след,
где мокрый лист, летя по тротуарам,
накроет след, и ты услышишь смех,
и гулкие, как косточки, удары.
Как ровен дождь! Как медленно паденье
дождей и листьев. Оглянись назад:
и вздрогнет сад, и сорванные тени
к тебе на плечи медленно слетят.
1961
где улицы роняют полусвет,
где голый дождь, раскалываясь оземь,
как легкое вино на торжестве
подрагивает. Серые дома, как звери серые,
и дождь течет меж складок.
Так гладь их, гладь, сведи себя с ума
оранжевой картиной листопадов.
О звери серые, не опуская век,
смотрите в ночь, где красные трамваи,
визжа, визжа вдоль улицы съезжают,
и темный сад свою подъемлет ветвь.
Так оглянись: здесь тень и жизнь вторая,
вне времени, вне памяти, и свет
ложится вслед, и улица сырая
блестит и спит,―
и ты увидишь ― смерть.
И этот сад.
Так опрокинь его!
Весь этот сад ― раскиданный гербарий,
о, опрокинь, и он тебя одарит
глухим паденьем вывернутых гнезд.
Так оглянись: и ты увидишь след,
где мокрый лист, летя по тротуарам,
накроет след, и ты услышишь смех,
и гулкие, как косточки, удары.
Как ровен дождь! Как медленно паденье
дождей и листьев. Оглянись назад:
и вздрогнет сад, и сорванные тени
к тебе на плечи медленно слетят.
1961
