ВТОРАЯ ПЕСНЯ
«Капитан! ―
сказал я. ―
Год от году
всё яснее
пламенеет мир.
Если мы
еще прибавим ходу,
скоро ль нам
засветится КаИР?
Нет, не тот,
резной и раскаленный,
с тонким полумесяцем
вверху,
что,
зайдя за океан зеленый,
прежнему
салютовал мирку.
Вы подошвой вылощили кубрик:
сидя лучше слушать,
вот скамья…
Красный
Интернацьонал
Республик ―
вот кого
зову КаИРом я.
Если мы его
теперь не сыщем,
не увидим
четкий берег въявь,
что нам ждать,
измученным и нищим,
новым светом
навек засияв?»
Капитан ответил:
«Все мы ― братья,
а твоих
мне не понять речей:
я, моря пройдя
в десятикратье,
не встречал
каировых лучей.
Может быть,
на землях давней Трои,
может, в Дувре,
может, в Гавре
мы
сами все
должны его построить
рядом зданий
светлых и прямых.
В море―
видишь―
тоже есть миражи,
ты меня
движенью не учи…
Слышишь ли
сирены голос вражий,
что вздыхает
буем из пучин?
Здесь, в тумане,
каждою саженью,
каждой пядью
угрожает риф.
Будем ждать,
застопорив движенье, ―
солнце встанет,
море озарив!»
― «Нет,―
сказал я,―
латок мало дырам,
если вся одежда
сбилась с плеч.
Завтра
сам я стану командиром,
если в штиль
нам суждено залечь!»
И матрос,
стоявший у бизани,
чуть шепнул мне:
«Погоди, браток,
если
я не очень буду занят,
вечером
поговорим про то».
И когда
на борт свалился вечер
и звезда
забилась на воде,
я каленым словом
переметил
всех моих
товарищей в беде.
«Капитан! ―
сказал я. ―
Год от году
всё яснее
пламенеет мир.
Если мы
еще прибавим ходу,
скоро ль нам
засветится КаИР?
Нет, не тот,
резной и раскаленный,
с тонким полумесяцем
вверху,
что,
зайдя за океан зеленый,
прежнему
салютовал мирку.
Вы подошвой вылощили кубрик:
сидя лучше слушать,
вот скамья…
Красный
Интернацьонал
Республик ―
вот кого
зову КаИРом я.
Если мы его
теперь не сыщем,
не увидим
четкий берег въявь,
что нам ждать,
измученным и нищим,
новым светом
навек засияв?»
Капитан ответил:
«Все мы ― братья,
а твоих
мне не понять речей:
я, моря пройдя
в десятикратье,
не встречал
каировых лучей.
Может быть,
на землях давней Трои,
может, в Дувре,
может, в Гавре
мы
сами все
должны его построить
рядом зданий
светлых и прямых.
В море―
видишь―
тоже есть миражи,
ты меня
движенью не учи…
Слышишь ли
сирены голос вражий,
что вздыхает
буем из пучин?
Здесь, в тумане,
каждою саженью,
каждой пядью
угрожает риф.
Будем ждать,
застопорив движенье, ―
солнце встанет,
море озарив!»
― «Нет,―
сказал я,―
латок мало дырам,
если вся одежда
сбилась с плеч.
Завтра
сам я стану командиром,
если в штиль
нам суждено залечь!»
И матрос,
стоявший у бизани,
чуть шепнул мне:
«Погоди, браток,
если
я не очень буду занят,
вечером
поговорим про то».
И когда
на борт свалился вечер
и звезда
забилась на воде,
я каленым словом
переметил
всех моих
товарищей в беде.