Когда качнется шумный поршень,
и небеса поголубеют,
и пронесется низко коршун
над голубиной колыбелью, ―
какой немеющей ладонью
сберут небесные одонья?
Владения осеннего тепла,
где смерти сон ― приветливый шабер,
и если ты ― осенний лист, ― не плачь:
опрятен дней расчесанный пробор.
И гребешок из солнечных зубцов,
распутывая кудри облаков,
откроет вдруг холодное лицо.
И это ― даль уснула глубоко.
И ветра в сияющем свисте
осыплются звездные листья,
и кисти сияющих ягод
на пальцы берущие лягут.
1917
и небеса поголубеют,
и пронесется низко коршун
над голубиной колыбелью, ―
какой немеющей ладонью
сберут небесные одонья?
Владения осеннего тепла,
где смерти сон ― приветливый шабер,
и если ты ― осенний лист, ― не плачь:
опрятен дней расчесанный пробор.
И гребешок из солнечных зубцов,
распутывая кудри облаков,
откроет вдруг холодное лицо.
И это ― даль уснула глубоко.
И ветра в сияющем свисте
осыплются звездные листья,
и кисти сияющих ягод
на пальцы берущие лягут.
1917