Но под чадрою длинною
Тебя узнать нельзя!..
М. Ю. Лермонтов
Видючи ― лукавые руки,
знаючи ― туманов цвет,
помнючи ― предсмертные муки,
слушайте звоночки монет.
Блеянье бедного разбега
(нет, он теперь не высок!) ―
тлейте же, волосы Казбека,
счесанные ветром на висок,
Умыйница лиховеселья,
на дикие радость-сердца
зачем наступила газелья,
как воды смутила зерцать?
И медленна и желанна,
и хитростная ― щедра,
со уст облетев, неустанно,
опять налетала чадра.
И тот, кто тлеет повержен
за скальной, опасной тропой,
винтовки промерянный стержень
оставил следить за тобой.
Пройди к повороту и скройся
из пыльных недель навсегда.
И, день мой персидский, утройся,
и пеной покройтесь, года!
1915
Тебя узнать нельзя!..
М. Ю. Лермонтов
Видючи ― лукавые руки,
знаючи ― туманов цвет,
помнючи ― предсмертные муки,
слушайте звоночки монет.
Блеянье бедного разбега
(нет, он теперь не высок!) ―
тлейте же, волосы Казбека,
счесанные ветром на висок,
Умыйница лиховеселья,
на дикие радость-сердца
зачем наступила газелья,
как воды смутила зерцать?
И медленна и желанна,
и хитростная ― щедра,
со уст облетев, неустанно,
опять налетала чадра.
И тот, кто тлеет повержен
за скальной, опасной тропой,
винтовки промерянный стержень
оставил следить за тобой.
Пройди к повороту и скройся
из пыльных недель навсегда.
И, день мой персидский, утройся,
и пеной покройтесь, года!
1915