Талантливые, добрые ребята
пришли ко мне по дружеским делам;
три ― не родных, но задушевных брата,
деливших хлеб и радость пополам.
Обручены единою судьбою,
они считали общим свой успех,
но каждый быть хотел самим собою,
чтоб заслужить признание для всех!
Они расселись в креслах, словно дети,
игравшие во взрослую игру;
им было самым важным ― стать на свете
собратьями великих по перу.
Дыханье, дух, душа ― одно ли это?
И что же их роднит в конце концов?
Передо мной сидели три поэта,
желающих продолжить путь отцов.
Вот ― Грибоедов, Тютчев, вот ― Державин.
А мне? Нельзя ли Баратынским стать?..
Был этот час торжественен и славен,
оправленный в достоинство и стать…
И я, традиций убежденный неслух,
поверил, что от этих ― будет толк.
Три ангела в моих сидели креслах,
оставивши в прихожей крыльев шелк.
1960
пришли ко мне по дружеским делам;
три ― не родных, но задушевных брата,
деливших хлеб и радость пополам.
Обручены единою судьбою,
они считали общим свой успех,
но каждый быть хотел самим собою,
чтоб заслужить признание для всех!
Они расселись в креслах, словно дети,
игравшие во взрослую игру;
им было самым важным ― стать на свете
собратьями великих по перу.
Дыханье, дух, душа ― одно ли это?
И что же их роднит в конце концов?
Передо мной сидели три поэта,
желающих продолжить путь отцов.
Вот ― Грибоедов, Тютчев, вот ― Державин.
А мне? Нельзя ли Баратынским стать?..
Был этот час торжественен и славен,
оправленный в достоинство и стать…
И я, традиций убежденный неслух,
поверил, что от этих ― будет толк.
Три ангела в моих сидели креслах,
оставивши в прихожей крыльев шелк.
1960