Борису Пастернаку
Мокроту черных верст отхаркав,
полей приветствуем изменой ―
еще влетит впотьмах под Харьков,
шипя морской осенней пеной.
И вдруг глаза во сне намокнут,
колеса сдавит рельс узкий,
нагрянет утро, глянут окна
на осень в новом недоуздке.
А подойдешь к нему под Тулой
забыть ладонь на поршне жарком:
осунувшийся и сутулый
в тумане роется огарком.
Но ― опылен морскою пеною,
сожрав просторы сна и лени,
внезапно засвистит он; «Генуя!» ―
и в море влезет по колени.
18 июля 1915
Мокроту черных верст отхаркав,
полей приветствуем изменой ―
еще влетит впотьмах под Харьков,
шипя морской осенней пеной.
И вдруг глаза во сне намокнут,
колеса сдавит рельс узкий,
нагрянет утро, глянут окна
на осень в новом недоуздке.
А подойдешь к нему под Тулой
забыть ладонь на поршне жарком:
осунувшийся и сутулый
в тумане роется огарком.
Но ― опылен морскою пеною,
сожрав просторы сна и лени,
внезапно засвистит он; «Генуя!» ―
и в море влезет по колени.
18 июля 1915