Совет ветвей, совет ветров,
совет-весенних комиссаров
в земное черное нутро
ударил огненным кресалом.
Губами спеклыми поля
хлебнули яростной отравы,
завив в дружины тополя,
закучерявив в кольца травы.
И разом ринулась земля,
расправив пламенную гриву,
грозить, сиять и изумлять
не веривших такому взрыву.
И каждый ветреный посыл
за каждым новым взмахом грома
летел, ломал, срывал, косил ―
что лед зальдил, что скрыла дрема.
И каждый падавший удар
был в эхе взвит неумолканном:
то ― гор горячая руда
по глоткам хлынула вулканным.
И зазмеился шар земной
во тьме миров ― зарей прорытой.
«Сквозь ночь ― со мной,
сквозь мир ― за мной!» ―
был крик живой метеорита.
И это сталось на земле,
и это сделала страна та,
в которой древний разум лет
взмела гремящая граната.
Пускай не слышим, как летим,
но если сердце заплясало, ―
совет весны неотвратим;
ударит красное кресало!
1922
совет-весенних комиссаров
в земное черное нутро
ударил огненным кресалом.
Губами спеклыми поля
хлебнули яростной отравы,
завив в дружины тополя,
закучерявив в кольца травы.
И разом ринулась земля,
расправив пламенную гриву,
грозить, сиять и изумлять
не веривших такому взрыву.
И каждый ветреный посыл
за каждым новым взмахом грома
летел, ломал, срывал, косил ―
что лед зальдил, что скрыла дрема.
И каждый падавший удар
был в эхе взвит неумолканном:
то ― гор горячая руда
по глоткам хлынула вулканным.
И зазмеился шар земной
во тьме миров ― зарей прорытой.
«Сквозь ночь ― со мной,
сквозь мир ― за мной!» ―
был крик живой метеорита.
И это сталось на земле,
и это сделала страна та,
в которой древний разум лет
взмела гремящая граната.
Пускай не слышим, как летим,
но если сердце заплясало, ―
совет весны неотвратим;
ударит красное кресало!
1922
