2
Товарищи!
Свежей моряной
Подернут
широкий залив.
Товарищи!
Вымпел багряный
трепещет,
сердца опалив.
Товарищи!
Долгие мили
Тяжелой
соленой воды
давно с нас слизали
и смыли
последнего боя
следы.
Но память―
куда ее денешь? ―
те гордые
ночи хранит,
как бился тараном
Юденич
о серый
суровый гранит.
И вспомнив,―
тревожно и спopo
и радостно
биться сердцам,
как,
борт повернувши,
«Аврора»
сверкнула зрачком
по дворцам,
И после,
как вьюга шутила,
Снега
на висок зачесав,
как горлом стуженым
Путилов
кричал
о последних часах…
Об этом
неласковом годе
Запомнив
на тысячу лет,
он, вижу,
молчит и уходит
в сереющий
утренний свет.
Товарищи!
Крепче за локти.
О нем еще память―
свежа.
Глядите,
как двинулся к Охте;
смотрите,
чтоб он не сбежал,
единственный
город Союза,
чей век
начинался с него,
соча свои слезы
сквозь шлюзы,
сцепивши
мосты над Невой.
Товарищи!
Свежей моряной
Подернут
широкий залив.
Товарищи!
Вымпел багряный
трепещет,
сердца опалив.
Товарищи!
Долгие мили
Тяжелой
соленой воды
давно с нас слизали
и смыли
последнего боя
следы.
Но память―
куда ее денешь? ―
те гордые
ночи хранит,
как бился тараном
Юденич
о серый
суровый гранит.
И вспомнив,―
тревожно и спopo
и радостно
биться сердцам,
как,
борт повернувши,
«Аврора»
сверкнула зрачком
по дворцам,
И после,
как вьюга шутила,
Снега
на висок зачесав,
как горлом стуженым
Путилов
кричал
о последних часах…
Об этом
неласковом годе
Запомнив
на тысячу лет,
он, вижу,
молчит и уходит
в сереющий
утренний свет.
Товарищи!
Крепче за локти.
О нем еще память―
свежа.
Глядите,
как двинулся к Охте;
смотрите,
чтоб он не сбежал,
единственный
город Союза,
чей век
начинался с него,
соча свои слезы
сквозь шлюзы,
сцепивши
мосты над Невой.