Памяти Ф. Э. Дзержинского
Время, время,
не твое ли зверство
не дает
ни сил, ни дней сберечь?
Умираем
от разрыве сердца,
чуть прервав,
едва закончив речь…
Умираем
не от слезной муки,
не от давней
раны пулевой, ―
умираем,
напрягая руки,
над огромной
ширью полевой.
Как поднять ее
с другими вровень,
как подставить ей
свое плечо,
если
путь ее―
биеньем крови,
а не медом с молоком
течет?
Соль и уголь
залегли пластами…
Как их слить,
в одно соединив,
чтоб сошлись
навек
в одном составе
лязг заводов
с пошелёстом нив?
Сердцу тяжко…
Сердце ведь не камень:
напряги―
издрогнет вперебой
под кулями,
рельсами,
станками,
под своей
и общею судьбой!
Но не рабским,
подневольным пленом
вызван к жизни
этот тяжкий труд.
Нынче, знаю,
встанет мира пленум
на тобою
вызванном ветру!..
Над огромным,
неподвижным краем
время―
лучшим
сердце утомлять…
Умираем?
Нет, не умираем, ―
порохом
идем в тебя,
земля!
1926
Время, время,
не твое ли зверство
не дает
ни сил, ни дней сберечь?
Умираем
от разрыве сердца,
чуть прервав,
едва закончив речь…
Умираем
не от слезной муки,
не от давней
раны пулевой, ―
умираем,
напрягая руки,
над огромной
ширью полевой.
Как поднять ее
с другими вровень,
как подставить ей
свое плечо,
если
путь ее―
биеньем крови,
а не медом с молоком
течет?
Соль и уголь
залегли пластами…
Как их слить,
в одно соединив,
чтоб сошлись
навек
в одном составе
лязг заводов
с пошелёстом нив?
Сердцу тяжко…
Сердце ведь не камень:
напряги―
издрогнет вперебой
под кулями,
рельсами,
станками,
под своей
и общею судьбой!
Но не рабским,
подневольным пленом
вызван к жизни
этот тяжкий труд.
Нынче, знаю,
встанет мира пленум
на тобою
вызванном ветру!..
Над огромным,
неподвижным краем
время―
лучшим
сердце утомлять…
Умираем?
Нет, не умираем, ―
порохом
идем в тебя,
земля!
1926