Люли, ой люли, ты детка моя!
В темном минувшем таким был и я.
Слушал, как ветер шумит и трава,
Маму «мамунею» я называл.
Люли, ой люли, мой малый сынок!
Месяц поникший сияет в окно,
Месяц кладет на панели печать,
Только сверчки да сирены кричат.
Вот и весна, о малютка моя!
В городе ж не услыхать соловья,
В нем только гул да фонарный огонь.
Я, полюбив, проклинаю его.
Может, затем он ударил огнем,
Что зацветают цветы над Донцом,
Что не услышу, о детка моя,
Что не увижу их больше и я.
Люли, ой люли, мой тихий сынок,
Месяц тебе улыбнулся в окно,
Месяц кладет на подушку печать.
Завтра сниму я портрет Ильича.
Будет у нас, о ручонки мои,
Не над кроватью, а в сердце Ильич.
Месяц упрятался в тучи давно.
Спи же, мой маленький смуглый сынок.
В темном минувшем таким был и я.
Слушал, как ветер шумит и трава,
Маму «мамунею» я называл.
Люли, ой люли, мой малый сынок!
Месяц поникший сияет в окно,
Месяц кладет на панели печать,
Только сверчки да сирены кричат.
Вот и весна, о малютка моя!
В городе ж не услыхать соловья,
В нем только гул да фонарный огонь.
Я, полюбив, проклинаю его.
Может, затем он ударил огнем,
Что зацветают цветы над Донцом,
Что не услышу, о детка моя,
Что не увижу их больше и я.
Люли, ой люли, мой тихий сынок,
Месяц тебе улыбнулся в окно,
Месяц кладет на подушку печать.
Завтра сниму я портрет Ильича.
Будет у нас, о ручонки мои,
Не над кроватью, а в сердце Ильич.
Месяц упрятался в тучи давно.
Спи же, мой маленький смуглый сынок.