
ЯН НИБОР
СТАРЫЙ РЫБАК
Поразмысли:
Тридцать лет, пожалуй,
За треской
Ты гонишься, отец;
Накопился капитал немалый:
Триста франков
В банке наконец.
Триста франков.
Сыновья ― что кедры:
Высоки и соком налиты…
Чаек заповедь,
Законы ветра
У камина забываешь ты…
Хочешь белого―
Бутыль готова.
Хочешь красного―
Садись и пей.
Только помни:
В смутный день улова
Ты в залив не высыплешь сетей.
Как? Сетей?..
Вы ― почтальона дети.
Вам на суше надлежало б жить.
Кто учил вас, как засыпать сети,
Как грести и острогою бить…
Нет,
Рука, я знаю, не устанет
Руль вертеть
И шкоты собирать…
Мне ль на суше
Петухом горланить,
В кабаке
Под бочкой засыпать…
Мой завет,
Простой [и] небогатый,
Доведет меня до склона дней,
Чтобы ковш воды солоноватой
Был последней выпивкой моей.
1924
СТАРЫЙ РЫБАК
Поразмысли:
Тридцать лет, пожалуй,
За треской
Ты гонишься, отец;
Накопился капитал немалый:
Триста франков
В банке наконец.
Триста франков.
Сыновья ― что кедры:
Высоки и соком налиты…
Чаек заповедь,
Законы ветра
У камина забываешь ты…
Хочешь белого―
Бутыль готова.
Хочешь красного―
Садись и пей.
Только помни:
В смутный день улова
Ты в залив не высыплешь сетей.
Как? Сетей?..
Вы ― почтальона дети.
Вам на суше надлежало б жить.
Кто учил вас, как засыпать сети,
Как грести и острогою бить…
Нет,
Рука, я знаю, не устанет
Руль вертеть
И шкоты собирать…
Мне ль на суше
Петухом горланить,
В кабаке
Под бочкой засыпать…
Мой завет,
Простой [и] небогатый,
Доведет меня до склона дней,
Чтобы ковш воды солоноватой
Был последней выпивкой моей.
1924