На Казанском вокзале
ты рассталась со мной.
В партизанском отряде
я вступал в комсомол.
Прошуршала газета,
прозвенели часы,
зазмеилась поземка
вдоль опушек лесных.
Помню стройные сосны
в корабельном бору
и горячие слёзы
на холодном ветру.
Одиноко и грустно
в восемнадцать ноль-ноль,
и горит самокрутка,
согревая ладонь.
Состязаясь с метелью
в патриаршем лесу,
обвиваясь шинелью,
обуваясь в кирзу,
я подумал: где это
я вступал в комсомол?
Позабытое эхо
улеглось за холмом.
Ни ларька, ни киоска
на московском плацу.
Только слезы и звезды
примерзают к лицу,
провожая в изгнанье
воровской эшелон
на Казанском вокзале
в восемнадцать ноль-ноль.
Помню стройное эхо
вдоль опушек лесных:
прошуршала газета,
прозвенели часы,
пролетела сорока
от куста до куста,
молодая пороша
все следы занесла.
Ни ольхи, ни березы
в корабельном лесу.
Только жгучие слезы
примерзают к лицу.
Торопливо и грустно
ты простилась со мной.
И горит самокрутка,
согревая ладонь.
декабрь 1996