В темной даче темны зеркала декабря.
В поле снежная пыль шелестит, теребя
полумертвые стебли полыни. ― С них семена
улетают за край забытья.
Для тебя,
как озера, белы у меня времена.
В невменяемом свете заката блестит полынья.
В темной даче туман. И до дна зеркала
вымерзли Веранда твоя заперта.
Завела незаметно в сугроб и пропала тропа
у почтового ящика месяц назад,
и с тех пор умирающий пар изо рта
сберегла, на сосновые иглы кругом нанизав.
В темной даче вплотную, спиной к зеркалам,
ты стоишь Вино осветило стакан,
но не видно… ― дальше вплотную стоишь за окном,
где лиловые тени оставил закат,
но не вечно ― и тянешься дальше за шкаф,
с редким стуком роняя поленья, оплывшие льдом
в мерзлой даче, где даже чердачная пыль,
словно иней, гладкие стебли перил
облегла… ― не ты или я, ― но темна полынья,
за опушкой над озером вьется метель ―
ноябрь 1985
В поле снежная пыль шелестит, теребя
полумертвые стебли полыни. ― С них семена
улетают за край забытья.
Для тебя,
как озера, белы у меня времена.
В невменяемом свете заката блестит полынья.
В темной даче туман. И до дна зеркала
вымерзли Веранда твоя заперта.
Завела незаметно в сугроб и пропала тропа
у почтового ящика месяц назад,
и с тех пор умирающий пар изо рта
сберегла, на сосновые иглы кругом нанизав.
В темной даче вплотную, спиной к зеркалам,
ты стоишь Вино осветило стакан,
но не видно… ― дальше вплотную стоишь за окном,
где лиловые тени оставил закат,
но не вечно ― и тянешься дальше за шкаф,
с редким стуком роняя поленья, оплывшие льдом
в мерзлой даче, где даже чердачная пыль,
словно иней, гладкие стебли перил
облегла… ― не ты или я, ― но темна полынья,
за опушкой над озером вьется метель ―
ноябрь 1985
