
Владимир Андреич посла ему много вина», ―
написано в летописи. И у нас нет сомнений. ―
И правда, какая его в том могла быть вина? ―
Владимир Андреич послал ему много вина.
Потом он поехал на прежнюю отчину в Брест
в дождливую пору, раскисшей дорогой осенней,
когда вспоминаешь: «се повести временный блеск!» ―
Вот так он поехал на прежнюю отчину в Брест.
Когда же в столетьях наступит такая зима,
что сразу возьмется стоять без знамен и знамений? ―
И правда: то было бы всем непонятно весьма.
Нескоро, как видно, наступит такая зима.
Но он исцелился и милостью выполз на брег
сознания: милость Господня рукою незримой
вцепилась ― и хрустнул, как тоненький лед, его бред.
Так он исцелился и милостью вышел на брег.
И долго казалась застрявшая в горле стрела
вороньей крамолой. И брезжило утро изменой.
Там чья-то торчала хоругвь, а кругом всё снега,
и долго казалась проткнувшая горло стрела.
октябрь 1991
написано в летописи. И у нас нет сомнений. ―
И правда, какая его в том могла быть вина? ―
Владимир Андреич послал ему много вина.
Потом он поехал на прежнюю отчину в Брест
в дождливую пору, раскисшей дорогой осенней,
когда вспоминаешь: «се повести временный блеск!» ―
Вот так он поехал на прежнюю отчину в Брест.
Когда же в столетьях наступит такая зима,
что сразу возьмется стоять без знамен и знамений? ―
И правда: то было бы всем непонятно весьма.
Нескоро, как видно, наступит такая зима.
Но он исцелился и милостью выполз на брег
сознания: милость Господня рукою незримой
вцепилась ― и хрустнул, как тоненький лед, его бред.
Так он исцелился и милостью вышел на брег.
И долго казалась застрявшая в горле стрела
вороньей крамолой. И брезжило утро изменой.
Там чья-то торчала хоругвь, а кругом всё снега,
и долго казалась проткнувшая горло стрела.
октябрь 1991