Мне снятся поразительные сны.
Они всегда с действительностью слиты,
Как в тающем аккорде две струны.
Те мысли, что давно душой забыты,
Как существа, встают передо мной,
И окна снов гирляндой их обвиты.
Они растут живою пеленой,
Чудовищно и страшно шевелятся,
Глядят, ― и вдруг их смоет, как волной.
Мгновенье мглы, и тени вновь теснятся.
Я в странном замке. Всюду тишина.
За дверью ждут, но дверь открыть боятся.
Не знаю, кто. Но знаю: тишь страшна.
И кто-то может каждый миг возникнуть,
Вот, белый, встал, глядит из-за окна.
И я хочу позвать кого-то, крикнуть.
Но все напрасно: голос мой погас.
Постой, я должен к ужасам привыкнуть.
Ведь он встает уже не первый раз.
Взглянул. Ушел. Какое облегченье!
Но лучше в сад пойти. Который час?
На циферблате умерли мгновенья!
Недвижно все. Замкнута глухо дверь.
Я в царстве леденящего забвенья.
Нет «после«, есть лишь мертвое «теперь«.
Не знаю, как, но времени не стало.
И ночь молчит, как страшный черный зверь.
Вдруг потолок таинственного зала
Стал медленно вздыматься в высоту
И принял вид небесного провала.
Все выше. Вот заходит за черту
Тех вышних звезд, где рай порой мне снится,
Превысил их, и превзошел мечту.
Но нужно же ему остановиться!
И вот с верховной точки потолка
Какой-то блеск подвижный стал светиться:
Два яркие и злые огонька.
И, дрогнув на воздушной тонкой нити,
Спускаться стало ― тело паука.
Раздался чей-то резкий крик: «Глядите!»
И кто-то вторил в гуле голосов:
«Я говорил вам ― зверя не будите«.
Вдруг изо всех, залитых мглой, углов,
Как рой мышей, как змеи, смутно встали
Бесчисленные скопища голов.
А между тем с высот, из бледной дали,
Спускается чудовищный паук,
И взгляд его ― как холод мертвой стали.
Куда бежать! Видений замкнут круг.
Мучительные лица кверху вздернув,
Они не разнимают сжатых рук.
И вдруг, ― как шулер, карты передернув,
Сразит врага, ― паук, скользнувши вниз,
Внезапно превратился в тяжкий жернов.
И мельничные брызги поднялись.
Все люди, сколько их ни есть на свете,
В водоворот чудовищный сплелись.
И точно эту влагу били плети,
Так много было бешенства кругом, ―
Росли и рвались вновь узлы и сети.
Невидимым гонимы рычагом,
Стремительно неслись в водовороте
За другом друг, враждебный за врагом.
Как будто бы по собственной охоте,
Вкруг страшного носились колеса,
В загробно-бледной лунной позолоте.
Метется белой пены полоса,
Утопленники тонут, пропадают,
А там, на дне ― подводные леса.
Встают как тьма, безмолвно вырастают,
Оплоты, как гиганты, громоздят,
И ветви змеевидные сплетают.
Вверху, внизу, куда ни кинешь взгляд,
Густеют глыбы зелени ползущей,
Растут, и угрожающе молчат.
Меняются. Так вот он, мир грядущий!
Так это-то в себе скрывала тьма!
Безмерный город, грозный и гнетущий.
Неведомые высятся дома,
Уродливо тесна их вереница,
В них пляски, ужас, хохот и чума.
Безглазые из окон смотрят лица,
Чудовища глядят с покатых крыш,
Безумный город, мертвая столица.
И вдруг, порвав мучительную тишь,
Я просыпаюсь, полный содроганий, ―
И вижу убегающую мышь.
Последний призрак демонских влияний!
1903?
Они всегда с действительностью слиты,
Как в тающем аккорде две струны.
Те мысли, что давно душой забыты,
Как существа, встают передо мной,
И окна снов гирляндой их обвиты.
Они растут живою пеленой,
Чудовищно и страшно шевелятся,
Глядят, ― и вдруг их смоет, как волной.
Мгновенье мглы, и тени вновь теснятся.
Я в странном замке. Всюду тишина.
За дверью ждут, но дверь открыть боятся.
Не знаю, кто. Но знаю: тишь страшна.
И кто-то может каждый миг возникнуть,
Вот, белый, встал, глядит из-за окна.
И я хочу позвать кого-то, крикнуть.
Но все напрасно: голос мой погас.
Постой, я должен к ужасам привыкнуть.
Ведь он встает уже не первый раз.
Взглянул. Ушел. Какое облегченье!
Но лучше в сад пойти. Который час?
На циферблате умерли мгновенья!
Недвижно все. Замкнута глухо дверь.
Я в царстве леденящего забвенья.
Нет «после«, есть лишь мертвое «теперь«.
Не знаю, как, но времени не стало.
И ночь молчит, как страшный черный зверь.
Вдруг потолок таинственного зала
Стал медленно вздыматься в высоту
И принял вид небесного провала.
Все выше. Вот заходит за черту
Тех вышних звезд, где рай порой мне снится,
Превысил их, и превзошел мечту.
Но нужно же ему остановиться!
И вот с верховной точки потолка
Какой-то блеск подвижный стал светиться:
Два яркие и злые огонька.
И, дрогнув на воздушной тонкой нити,
Спускаться стало ― тело паука.
Раздался чей-то резкий крик: «Глядите!»
И кто-то вторил в гуле голосов:
«Я говорил вам ― зверя не будите«.
Вдруг изо всех, залитых мглой, углов,
Как рой мышей, как змеи, смутно встали
Бесчисленные скопища голов.
А между тем с высот, из бледной дали,
Спускается чудовищный паук,
И взгляд его ― как холод мертвой стали.
Куда бежать! Видений замкнут круг.
Мучительные лица кверху вздернув,
Они не разнимают сжатых рук.
И вдруг, ― как шулер, карты передернув,
Сразит врага, ― паук, скользнувши вниз,
Внезапно превратился в тяжкий жернов.
И мельничные брызги поднялись.
Все люди, сколько их ни есть на свете,
В водоворот чудовищный сплелись.
И точно эту влагу били плети,
Так много было бешенства кругом, ―
Росли и рвались вновь узлы и сети.
Невидимым гонимы рычагом,
Стремительно неслись в водовороте
За другом друг, враждебный за врагом.
Как будто бы по собственной охоте,
Вкруг страшного носились колеса,
В загробно-бледной лунной позолоте.
Метется белой пены полоса,
Утопленники тонут, пропадают,
А там, на дне ― подводные леса.
Встают как тьма, безмолвно вырастают,
Оплоты, как гиганты, громоздят,
И ветви змеевидные сплетают.
Вверху, внизу, куда ни кинешь взгляд,
Густеют глыбы зелени ползущей,
Растут, и угрожающе молчат.
Меняются. Так вот он, мир грядущий!
Так это-то в себе скрывала тьма!
Безмерный город, грозный и гнетущий.
Неведомые высятся дома,
Уродливо тесна их вереница,
В них пляски, ужас, хохот и чума.
Безглазые из окон смотрят лица,
Чудовища глядят с покатых крыш,
Безумный город, мертвая столица.
И вдруг, порвав мучительную тишь,
Я просыпаюсь, полный содроганий, ―
И вижу убегающую мышь.
Последний призрак демонских влияний!
1903?
Анализ стихотворения К. Д. Бальмонта «Сны»
- Введение
- Общее впечатление о стихотворении: ощущение тревоги, страха и загадки.
- Темы: сны, страх, восприятие реальности и внутреннего мира.
- Цель анализа: разобрать основные элементы стихотворения, его структуру и образы.
- Структура стихотворения
- Композиция:
- Стихотворение состоит из нескольких строф, каждая из которых развивает идею снов и их взаимодействия с реальностью.
- Единая тематическая линия: от призрачных видений к осознанию невозможности избежать страха.
- Ритм и рифма:
- Смешанная рифма создает музыкальность, но также подчеркивает хаотичность снов.
- Неравномерный ритм усиливает ощущение тревоги и неопределенности.
- Композиция:
- Тематика и символика
- Сны как отражение подсознания:
- В контексте стихотворения сны приобретают таинственный, порой зловещий характер.
- Смещение границ между реальностью и вымыслом.
- Страх и неведомое:
- Образы «белого» и «ужасного» подчеркивают страх перед неизвестностью.
- Тишина, которая предшествует появлению чего-то зловещего.
- Перемены, хаос и водовороты жизни:
- Изображение водоворотов и превращений служит метафорой жизни с её неожиданными поворотами.
- Значимость преобразований внутри человека, отражение мучительных мыслей и ощущений.
- Сны как отражение подсознания:
- Образы и метафоры
- Использование музыкальных образов:
- Аккорды и струны как символы внутренней гармонии (или её отсутствия).
- Тема музыки подчеркивает эмоциональную составляющую сна.
- Живые существа и природа:
- Чудовища и пауки — символы страха и внутреннего конфликта.
- Природа как отражение человеческих переживаний.
- Непрерывность и цикличность:
- Смена образов, как повторение одних и тех же страхов.
- Тема мимолетности времени и застывших мгновений.
- Использование музыкальных образов:
- Заключение
- Обобщение основных идей: Бальмонт создает сложный многослойный текст, где сны становятся средством глубокого анализа человеческой души и её страхов.
- Личное восприятие: стихотворение вызывает чувство тревоги, заставляет задуматься о том, что скрыто в подсознании.
- Вклад Бальмонта в литературу: фокус на внутреннем мире и анализ сновидений составляет важную часть его наследия.
