Я
В мои глаза вошли поля, моря, леса,
Мои зрачки ― огонь, в них солнце задремало.
Люблю Вселенную. Я верю в чудеса.
Они во всем, что ширь и что предельно-мало.
Мы загораемся сквозь сумрак голубой,
Когда, незримые, вступаем в мир зачатий,
И благо, если кто отмечен так судьбой,
Что он в себе самом хранит ее печати.
Какой из дальних звезд залюбовалась мать?
В какое из светил взглянул отец когда-то?
Об этом можем мы лишь мыслить и гадать,
Но в нас мерцает след рассвета и заката.
Есть смысл в речении старинной из примет,
Что в рыжих волосах всегда костер ярится.
Я быстро обогнул пролет горячих лет,
Но седина ко мне не смеет подступиться.
Чуть-чуть лишь по вискам от полносчетных зим
Неясно проступил осенний свежий иней,
Но все еще лесным пожаром я гоним
Куда-то, где найду цветок мечтанья синий.
До головы моей, когда родился я,
Коснулся светлый луч зари июньской, нежной,
Пребудь лобзаемой, господь, рука твоя,
Дозволь мне полностью пройти твой мир безбрежный.
Ты жаворонка мне явил среди полей,
Окутал ночь мою всей страстью соловьиной,
Дал зиму белую, в ней звоны хрусталей,
Упругий, гулкий лед и лунный луч над льдиной.
Внушив, когда искал я золотых ключей,
Что, красоту любя, свершаешь божье дело,
Ты мне велел желать, хотеть все горячей,
Внутри и вне искать, не знать ни в чем предела.
Я полюбил простор всех царств и многих вод,
От Скандинавии, где я скользнул сквозь шхеры,
Как зерна в океан, за годом бросил год,
Морями южными поил мои размеры.
Звучали песни мне. Я сам их пел везде.
От Семизвездия далеко уплывая
До Южного Креста, молился той звезде,
Что где-то в снах ночей, у самого их края.
Красивая земля дарована земным,
Красиво в неземном отыскивать земное
И видеть, что земной мой сельский белый дом
Восходит к небесам в пространство голубое.
Узорная мечеть, где кличет муэззин,
Багряно-желтые в лучах пески Сахары,
Священный Бенарес ― не тот же ли один
Все это сон земли, людского сердца чары?
На южных островах, где вечная весна,
К ребенку наклонясь, с напевом, самоанка ―
Не та же ли все мать? Не так же ли она
Божественно ясна, как русская крестьянка?
Но, мир поцеловав и весь его крестом
В четырекратности пройдя, необозримый,
Не как заморский гость вступаю в Отчий Дом,
И нет, не блудный сын, а любяще-любимый.
Когда в младенчестве я шел в дремучий лес,
Я пропадал весь день, до самого заката,
И на опушке ждал, чтоб крайний луч исчез,
был вдвойне, втройне желанным миг возврата.
Я меру яблок взял от яблонь всех садов.
Я видел Божий Куст. Я знаю ковы Змия.
Но только за одну я все принять готов, ―
Сестра моя и мать! Жена моя! Россия!
1929?