Коль благ, кто жизнь, друзья, достатком малым правит!
Не мной то сказано; Офелл простый так славит,
Невежа будучи, не просвещен умом.
Не в роскошах свой ум острите за столом,
Где очи блеск пленя разсудок в вас мешает,
И лестным видом мысль от правды удаляет;
Но чрево тощее из вас имея всяк,
Изследуй здесь со мной, почтоб то было так?
Скажу, когда могу. Судья не право судит,
За тем что старая в нем порча к кривде нудит.
Приятным делает достаток малый труд,
По зайце наскоро гоня стремися в путь,
Скачи на молодом коне в поту и пыли;
Коль в Римском утомил учася войске силы,
Обыкши завсегда, как Греки, быть в гульбе,
Играй мячем, когда угодно то тебе:
Труд будет проходить нечувственно с охотки;
Иль пращу в верьх мечи, коль скучишь с той работки.
Как брезганье в тебе усталом все минет,
Голодной презирай тогда худой обед,
Но разве мед смешав с вином Фалернским кушай.
А я скажу в тот час: Не погневись, послушай!
Теперь лишь погребщик за нуждой сшел с двора;
На рыбу лову нет, волнуются моря:
Не рад ли хлебу уж да соли от задору?
Как думаешь, с чего так сталось вдруг в ту пору?
Не в светлых состоит сервизах прихоть зла,
Но к самому тебе в сем случае пришла;
Питомства по сему ищи чрез труд прилежный.
Кто в гору от сластей ползет и телом нежный,
Не сладки устерсы и карпы для того,
Не усладит морской и заяц вкус его,
Которой был везен издалека нарошно.
Однак едва тебя к тому склонить возможно,
Чтоб предложенного павлина ты не ел,
Но лучшеб курицей доволен быть хотел,
Усилиться сластьми дав развращенной воле:
За птицу редкую цены дать должно боле;
Цена ей высока, и пригожа хвостом,
Как будтоб был резон прямаго дела в том.
Употребляешь ли ты перья в снедь хвалены,
И в той же ли чести, как будут уж сварены?
Но в протчем разности нет в мясе никакой;
И так ошибся ты, как видно, пестротой.
Пусть так; скажиж теперь, не ошибясь в разборе,
Где щука ловлона, во Тибре или в море,
И в самой ли реке шаталась меж мостов,
Иль в устье плавала вблизи от берегов?
Трех фунтовую сырть ты хвалишь вместо щуки,
Которую делить потребно в разны штуки,
Чтоб стало в каждую похлебку положить;
Знать было надобно величину любить.
А щуки для чего большие неугодны?
Конечно в чем нибудь казалися не сходны;
Велики щуки вдоль, а сырти коротки.
Голодной черствые готов жевать куски;
Обжора Гарпиям ни в чем не уступает,
И сырть в котле варить большую затевает.
Вы ж, ветры тихие! согрейте ествы их:
Имея порчен вкус от роскошей худых
И слабый от довольств желудок непомерных,
Меж множеством всего еств не приметит скверных;
Пусть будет теплотой испорченной кабан,
И тухлой под носом стоять морской фазан.
Наелся репы, вдруг горчица стала вкусна.
Богатым простота в пиру еще не гнусна,
За тем что в наши дни от маслищ и яиц,
Хотя и дешевы, не отвращают лиц.
Транжирствож сколь вредит, не меньше столь безславно,
Как над Галлонием пример сей был недавно,
Котораго за то лишь всякой осудил,
Что первой осетра на стол постановил.
Что ж? менее тогда велось фазанов в море,
Фазан безстрашен был, Аист не знал жить в горе,
Пока не показал Семпроний Руф следа
Вам, Римляне, что та приятная еда.
И так пусть скажет кто: Нырки печены сладки,
До слов и до нырков все тотчас будут падки;
Похватят щоголи то Римские тотчас,
Как будтоб о нырках кто выдал им указ.
Различно кушанье от средняго сурово;
Так должны разуметь Офеллово мы слово,
За тем что тщетно ты трудиться будешь в том,
Чтоб роскоши избыть, а зделаться скотом.
Авидиену в знак дан титул пса нетщетный,
Кой маслищные ест плоды, но пятилетны,
Терновы ягоды, растущия в лесу,
И порчено вино сему приятно псу,
Кроме котораго друзей не угощает;
По капле масла он на зелье испущает,
От вони коего едва не гадит гость;
На старой уксус щедр он впротчем и препрост.
Когдаж рожденья день, на свадьбе пир бывает,
То в праздник белую рубашку надевает.
Которыеж из двух средств должно выбирать,
Чтоб умной мог себя пристойно содержать,
Рутильюль следовать, или Авидиену?
Кто не проводит жизнь в беспечности презренну,
Не знает роскоши, ни скаредства отнюдь,
Тот только в житии чист и обряден будь.
Сей, наряжая слуг, не будь строг через меру,
И не последуй в том Албуция примеру:
Ни воду от него маститу примет гость,
Как Невий в том весьма роскошен был и прост,
За тем что ставятся в порок излишны моды.
Теперь воздержности ты в пище знай выгоды:
Во перьвых здравие крепится лучше тем,
Как равно то вредит излишество во всем.
Чтож разных множество еств вредно, верить станешь,
Как пищу прежнюю простую ты вспомянешь.
Когда же твой обед из смеси будет весь,
Когда с жарким уха составят ону смесь,
Или вдруг рыбное представится с дичиной,
То будет разнота сия вреда причиной,
Вкушенная себя в желчь сладость претворит,
И мокрота згустясь желудок оскорбит.
Видал ли, сколь обед бывает жирной вреден,
Где всяк из за стола встает смущен и бледен?
Вчерашним сверьх сего нутр пивом отягчен
Вдруг с телом слабит дух, и каждой треплет член,
Отъемля нежность чувств и разум затмевая.
Другой по малом сне поспешно воставая,
К назначенным делам с веселием спешит,
За тем что в меру сей и кушает и спит.
Однак и лучший стол иметь ему довлеет
Иль в праздник годовой, или когда слабеет;
Когда со временем умножатся лета,
И поздо юности увянув красота
Восхощет жить нежняй при старости глубокой.
Тебеж что к нежности прибавится безпрокой,
К которой приобык ты будучи в поре,
И живучи чрез чур роскошно и в добре,
Хоть в здравииб почул худую перемену,
Хоть в старостиб сносил жизнь тяжко изнурену?
Не свежаго у нас хвалили каплуна;
Только был в древния обычай времена:
Однак не даром то и не безумно было,
Но чтобы поздому казалось гостю мило,
И початого чтоб он лучше есть хотел,
А нежлиб целаго хозяин алчный съел.
О естьлиб я рожден был в первобытном свете!
Ты разве мнишь найти в богатом честь банкете,
Чтоб слава о тебе промчалася в стихах,
И произвесть моглаб приятный слух в ушах?
Большие на столе фазаны и суда
Доводят о больших убытков и стыда.
Имеет дядя гнев, сосед всяк ненавидит,
И твой же ум тебя развратный зло обидит.
Рад смерти за ничто, когда уж гроша нет,
На что бы петлю мог купить себе, мой свет.
По правде Тразия бранят словами сими,
Яж, говоришь, богат доходами большими,
Которых трем Царям моглоб довольно стать?
Так разве некуды излишняго девать?
Чтож недостойные нищетства терпят скудость?
Что храмы божески нещадна рушит худость?
И от толикаго достатка твоего
Почто, безумна тварь, не тратишь ничего,
Чтоб в пользу отчества могло служить хоть мало?
Или, как мнишь, на век тебе то щастье дало,
И ты лишь оскудеть не можешь паче всех?
О коль велик врагам оставишь после смех!
Ктож постоянным быть из двух возможет боле,
Когда подвергнутся нещастной оба доле,
Тот ли, кто нравом горд и пышной нежит дух,
Иль добродетели и воздержанья друг,
Кой малым веселясь, о будущем печется,
И в мирно время, как Герой, к войне пасется?
А чтоб ты более сему поверить мог;
Офелл, как с целым был пожитком не убог,
Не большее держал к довольству иждивенье,
Неж ныне чувствуя в достатке умаленье.
На части он земли своей с своим скотом
И в поле сам с детьми трудяся нанятом,
Хотяб богат я, рек, в крестьянстве был, иль скудный,
Но ничего не ел, без разсужденья в будни,
Как только окорок копченой и овощ,
Доволен быв всегда и с голоду не тощ.
Когда же приходил гость долго небывалой,
Или, как отдыхал в ненастье я усталой,
Приятной посещал сосед мой бедный дом,
Тогда не отходил не потчиван с стыдом.
Не ставил пред него я рыбу дорогую,
Но пищу из цыплят и из овец простую;
А после ягоды на стол созрелы нес,
Орехи и плоды от смоковных древес.
Остаток времени в забавах провождали,
И в неумеренном питье вину считали:
О плодородии Церера вняв мольбу,
Являла весел знак на морщеватом лбу.
Пусть на меня злясь вновь фортуна брань возставит,
Но что из сих моих пожитков та убавит?
Я скромно жил, да всяк меня не лучше цвел,
Как новый на моем преемник месте сел.
Натура не дала земли наследства точно,
Чтоб мне, иль ввеки то другому было прочно;
Тот, кто меня лишил земли, лишится сам,
Иль винен в чем явясь, иль следуя сластям;
По крайней мере тот лишит его наследства,
Кто ищет онаго чрез злыя душевредства.
Умбренова теперь зовется та земля,
Которая сперьва Офеллова слыла;
И так не будет ей властителя прямова,
Но то в моих руках, то будет у другова.
Храните по сему вы в жизни твердый путь,
Противным случаям противну ставя грудь.
Не мной то сказано; Офелл простый так славит,
Невежа будучи, не просвещен умом.
Не в роскошах свой ум острите за столом,
Где очи блеск пленя разсудок в вас мешает,
И лестным видом мысль от правды удаляет;
Но чрево тощее из вас имея всяк,
Изследуй здесь со мной, почтоб то было так?
Скажу, когда могу. Судья не право судит,
За тем что старая в нем порча к кривде нудит.
Приятным делает достаток малый труд,
По зайце наскоро гоня стремися в путь,
Скачи на молодом коне в поту и пыли;
Коль в Римском утомил учася войске силы,
Обыкши завсегда, как Греки, быть в гульбе,
Играй мячем, когда угодно то тебе:
Труд будет проходить нечувственно с охотки;
Иль пращу в верьх мечи, коль скучишь с той работки.
Как брезганье в тебе усталом все минет,
Голодной презирай тогда худой обед,
Но разве мед смешав с вином Фалернским кушай.
А я скажу в тот час: Не погневись, послушай!
Теперь лишь погребщик за нуждой сшел с двора;
На рыбу лову нет, волнуются моря:
Не рад ли хлебу уж да соли от задору?
Как думаешь, с чего так сталось вдруг в ту пору?
Не в светлых состоит сервизах прихоть зла,
Но к самому тебе в сем случае пришла;
Питомства по сему ищи чрез труд прилежный.
Кто в гору от сластей ползет и телом нежный,
Не сладки устерсы и карпы для того,
Не усладит морской и заяц вкус его,
Которой был везен издалека нарошно.
Однак едва тебя к тому склонить возможно,
Чтоб предложенного павлина ты не ел,
Но лучшеб курицей доволен быть хотел,
Усилиться сластьми дав развращенной воле:
За птицу редкую цены дать должно боле;
Цена ей высока, и пригожа хвостом,
Как будтоб был резон прямаго дела в том.
Употребляешь ли ты перья в снедь хвалены,
И в той же ли чести, как будут уж сварены?
Но в протчем разности нет в мясе никакой;
И так ошибся ты, как видно, пестротой.
Пусть так; скажиж теперь, не ошибясь в разборе,
Где щука ловлона, во Тибре или в море,
И в самой ли реке шаталась меж мостов,
Иль в устье плавала вблизи от берегов?
Трех фунтовую сырть ты хвалишь вместо щуки,
Которую делить потребно в разны штуки,
Чтоб стало в каждую похлебку положить;
Знать было надобно величину любить.
А щуки для чего большие неугодны?
Конечно в чем нибудь казалися не сходны;
Велики щуки вдоль, а сырти коротки.
Голодной черствые готов жевать куски;
Обжора Гарпиям ни в чем не уступает,
И сырть в котле варить большую затевает.
Вы ж, ветры тихие! согрейте ествы их:
Имея порчен вкус от роскошей худых
И слабый от довольств желудок непомерных,
Меж множеством всего еств не приметит скверных;
Пусть будет теплотой испорченной кабан,
И тухлой под носом стоять морской фазан.
Наелся репы, вдруг горчица стала вкусна.
Богатым простота в пиру еще не гнусна,
За тем что в наши дни от маслищ и яиц,
Хотя и дешевы, не отвращают лиц.
Транжирствож сколь вредит, не меньше столь безславно,
Как над Галлонием пример сей был недавно,
Котораго за то лишь всякой осудил,
Что первой осетра на стол постановил.
Что ж? менее тогда велось фазанов в море,
Фазан безстрашен был, Аист не знал жить в горе,
Пока не показал Семпроний Руф следа
Вам, Римляне, что та приятная еда.
И так пусть скажет кто: Нырки печены сладки,
До слов и до нырков все тотчас будут падки;
Похватят щоголи то Римские тотчас,
Как будтоб о нырках кто выдал им указ.
Различно кушанье от средняго сурово;
Так должны разуметь Офеллово мы слово,
За тем что тщетно ты трудиться будешь в том,
Чтоб роскоши избыть, а зделаться скотом.
Авидиену в знак дан титул пса нетщетный,
Кой маслищные ест плоды, но пятилетны,
Терновы ягоды, растущия в лесу,
И порчено вино сему приятно псу,
Кроме котораго друзей не угощает;
По капле масла он на зелье испущает,
От вони коего едва не гадит гость;
На старой уксус щедр он впротчем и препрост.
Когдаж рожденья день, на свадьбе пир бывает,
То в праздник белую рубашку надевает.
Которыеж из двух средств должно выбирать,
Чтоб умной мог себя пристойно содержать,
Рутильюль следовать, или Авидиену?
Кто не проводит жизнь в беспечности презренну,
Не знает роскоши, ни скаредства отнюдь,
Тот только в житии чист и обряден будь.
Сей, наряжая слуг, не будь строг через меру,
И не последуй в том Албуция примеру:
Ни воду от него маститу примет гость,
Как Невий в том весьма роскошен был и прост,
За тем что ставятся в порок излишны моды.
Теперь воздержности ты в пище знай выгоды:
Во перьвых здравие крепится лучше тем,
Как равно то вредит излишество во всем.
Чтож разных множество еств вредно, верить станешь,
Как пищу прежнюю простую ты вспомянешь.
Когда же твой обед из смеси будет весь,
Когда с жарким уха составят ону смесь,
Или вдруг рыбное представится с дичиной,
То будет разнота сия вреда причиной,
Вкушенная себя в желчь сладость претворит,
И мокрота згустясь желудок оскорбит.
Видал ли, сколь обед бывает жирной вреден,
Где всяк из за стола встает смущен и бледен?
Вчерашним сверьх сего нутр пивом отягчен
Вдруг с телом слабит дух, и каждой треплет член,
Отъемля нежность чувств и разум затмевая.
Другой по малом сне поспешно воставая,
К назначенным делам с веселием спешит,
За тем что в меру сей и кушает и спит.
Однак и лучший стол иметь ему довлеет
Иль в праздник годовой, или когда слабеет;
Когда со временем умножатся лета,
И поздо юности увянув красота
Восхощет жить нежняй при старости глубокой.
Тебеж что к нежности прибавится безпрокой,
К которой приобык ты будучи в поре,
И живучи чрез чур роскошно и в добре,
Хоть в здравииб почул худую перемену,
Хоть в старостиб сносил жизнь тяжко изнурену?
Не свежаго у нас хвалили каплуна;
Только был в древния обычай времена:
Однак не даром то и не безумно было,
Но чтобы поздому казалось гостю мило,
И початого чтоб он лучше есть хотел,
А нежлиб целаго хозяин алчный съел.
О естьлиб я рожден был в первобытном свете!
Ты разве мнишь найти в богатом честь банкете,
Чтоб слава о тебе промчалася в стихах,
И произвесть моглаб приятный слух в ушах?
Большие на столе фазаны и суда
Доводят о больших убытков и стыда.
Имеет дядя гнев, сосед всяк ненавидит,
И твой же ум тебя развратный зло обидит.
Рад смерти за ничто, когда уж гроша нет,
На что бы петлю мог купить себе, мой свет.
По правде Тразия бранят словами сими,
Яж, говоришь, богат доходами большими,
Которых трем Царям моглоб довольно стать?
Так разве некуды излишняго девать?
Чтож недостойные нищетства терпят скудость?
Что храмы божески нещадна рушит худость?
И от толикаго достатка твоего
Почто, безумна тварь, не тратишь ничего,
Чтоб в пользу отчества могло служить хоть мало?
Или, как мнишь, на век тебе то щастье дало,
И ты лишь оскудеть не можешь паче всех?
О коль велик врагам оставишь после смех!
Ктож постоянным быть из двух возможет боле,
Когда подвергнутся нещастной оба доле,
Тот ли, кто нравом горд и пышной нежит дух,
Иль добродетели и воздержанья друг,
Кой малым веселясь, о будущем печется,
И в мирно время, как Герой, к войне пасется?
А чтоб ты более сему поверить мог;
Офелл, как с целым был пожитком не убог,
Не большее держал к довольству иждивенье,
Неж ныне чувствуя в достатке умаленье.
На части он земли своей с своим скотом
И в поле сам с детьми трудяся нанятом,
Хотяб богат я, рек, в крестьянстве был, иль скудный,
Но ничего не ел, без разсужденья в будни,
Как только окорок копченой и овощ,
Доволен быв всегда и с голоду не тощ.
Когда же приходил гость долго небывалой,
Или, как отдыхал в ненастье я усталой,
Приятной посещал сосед мой бедный дом,
Тогда не отходил не потчиван с стыдом.
Не ставил пред него я рыбу дорогую,
Но пищу из цыплят и из овец простую;
А после ягоды на стол созрелы нес,
Орехи и плоды от смоковных древес.
Остаток времени в забавах провождали,
И в неумеренном питье вину считали:
О плодородии Церера вняв мольбу,
Являла весел знак на морщеватом лбу.
Пусть на меня злясь вновь фортуна брань возставит,
Но что из сих моих пожитков та убавит?
Я скромно жил, да всяк меня не лучше цвел,
Как новый на моем преемник месте сел.
Натура не дала земли наследства точно,
Чтоб мне, иль ввеки то другому было прочно;
Тот, кто меня лишил земли, лишится сам,
Иль винен в чем явясь, иль следуя сластям;
По крайней мере тот лишит его наследства,
Кто ищет онаго чрез злыя душевредства.
Умбренова теперь зовется та земля,
Которая сперьва Офеллова слыла;
И так не будет ей властителя прямова,
Но то в моих руках, то будет у другова.
Храните по сему вы в жизни твердый путь,
Противным случаям противну ставя грудь.
Анализ стихотворения И. С. Баркова "Офелл"
- Общее восприятие
- Стихотворение "Офелл" является философски насыщенным текстом, который размышляет о жизни, сути удовольствия и истинной ценности.
- Произведение написано в традициях античной литературы, что предполагает обращение к вечным вопросам человеческого бытия.
- Структура и форма
- Стихотворение состоит из множества катренов, что придает ему музыкальность и ритмическую структуру.
- Сложные рифмы и аллитерации создают мелодию, которая усиливает мысль автора.
- Тематика и содержание
- Основная тема: размышление о личном достоянии, богатстве, удовольствиях и истинном счастье.
- Автор ставит под сомнение привычные представления о благосостоянии и простых радостях жизни.
- Обсуждались такие понятия, как труд, умеренность и простой образ жизни, как путь к счастью.
- Персонажи и их символизм
- Главный персонаж – Офелл, который символизирует простоту, честность и натуральность.
- Другие образы, такие как "погребщик", "гостинцы" и упоминания о еде, зримо представляют идеи о том, что истинное счастье не в материальном, а в духовном.
- Стиль и язык
- Язык стихотворения богат и образен, присутствует множество метафор и сравнений, что придаёт тексту глубину и многослойность.
- Использование архаизмов и старинных слов делает текст более исторически насыщенным и создает атмосферу времени.
- Философские аспекты
- Стихотворение оспаривает традиционные социальные нормы и ставит под сомнение цель накопления богатства.
- Автор делает акцент на взаимосвязи между материальным и духовным, подчеркивая важность умеренности в еде и жизни.
- Заключение
- И. С. Барков в "Офелл" призывает к простоте и искренности, подчеркивая, что счастье и благополучие не зависят только от материальных ценностей.
- Стихотворение остаётся актуальным и в современном контексте, когда многие стремятся к богатству, забывая о важности внутреннего спокойствия и простых радостей.
