II
Одна… Хотя бы человечка!
Одна… да чайничек кипит,
Да в тесной кухонке за печкой
Хозяйка домика храпит.
Хоть уменьшительны словечки,
К чертям ― и кухонку, и печку!
И если это все на годы,
Пожалуй, лучше с камнем в воду.
Но нет! Я в воду не смогу
И в петлю тоже не сумею.
Не то что жизнь я берегу,
Не то что берегу я шею.
Я малодушна ― вот в чем суть,
Меня страшит последний путь.
Печально: если ты умен,
Так, значит, мужества лишен.
Могу все вынести, смеясь,
Могу терпеть, не торопясь.
Но я хотела бы уметь
Не выносить, а умереть.
Знавала моры, трусы, глады ―
Не надо бы трястись душой.
Но со стыдом признаться надо
В последней слабости большой:
Пугаясь встречи с черной кошкой,
Я обхожу ее немножко.
Да, суеверие мне сродно,
Предчувствий темных дикий лес.
Я, если будет Вам угодно,
Неисправимый мракобес.
Нельзя не быть мне суеверной:
Живу под властью чуждых воль,
Играет в жизни случай скверный
Преобладающую роль.
Дышу я только с позволенья,
И загнана, и заперта,
И я с мистическим волненьем
Встречаю черного кота.
Вам надоело? «Я» да «я».
Уж что-то больно однотонно.
«У каждого в груди своя
Змея», ― сказал весьма резонно
Кузьма Прутков, подобный мне,
«Безвременья» лихой философ.
В какой копнуться глубине?
Каких испробовать вопросов?
Литература? Храм сей свят.
Недопустима здесь фривольность,
А то от церкви отлучат
За еретическую вольность.
Золя и Бунина, пожалуй,
Своею похвалой не жалуй.
А современных ― не моги,
Коль не нужны тебе враги.
Коснуться атомной проблемы?
О ней написаны поэмы
И философские труды,
И многих скучных книг ряды.
Атомиада по Вольтеру…
А в общем, надо помнить меру,
Я не совсем сошла с ума,
Я «атом меченый» сама.
Итак, конец. Привет Татьяне,
Не Вам, а Волковой. Она,
Как видно, гневности полна.
Привет и Ксении Петровне…
Прошу Вас: будьте хладнокровней.
Конечно, Пушкин наш безмерен,
В своих загадках не проверен,
Запутан в текстах… не увязан…
Но все-таки… нельзя же сразу.
Во имя Пушкина того же
Здоровье надо Вам беречь.
На этой ноте кончу с дрожью
Свою сочувственную речь.