Тиберий,
Непостижимо родственна душа.
Ты был в любви не римлянин, а рыцарь,
Но отняли навек твою любовь.
Ты стал людей угрюмо сторониться.
Все жаждали твою увидеть кровь.
Надменный Август дал тебе наследье,
В душе тебя с бессилием кляня.
И ожидали злобные соседи
Империи погибельного дня.
― Отец отечества! ― воскликнул гнусный,
И льстивый, и предательский сенат.
Но ты сказал с насмешливостью грустной,
Предчувствием трагическим объят:
― Сенаторы, я римскому народу
Хочу слугою быть. И так навек.
Но кто познал коварную природу?
Меняется нежданно человек.
И титул ваш мне не прибавит славы,
А вас века презреньем заклеймят. ―
Прошли года, и для тебя забавой
Чужая стала жизнь, и меч, и яд.
Любовь погибла. Ужасам разврата
Ты предался с неистовством немым.
Тогда тебя отверженным, проклятым
Именовать стал потихоньку Рим.
Душили умиравшего подушкой
Сенаторы, испытывая страх,
Те самые, что жалкою игрушкой
Когда-то были в царственных руках.
Меня постигли тяжкие утраты,
Я знаю цену и добру, и злу.
Чудовищный и странный император,
Прими через века мою хвалу.
1938