Бывают в жизни долгие длинноты,
Глядишь на крышу и палишь в сову.
Я сяду в кресло помнить Дон-Кихота ―
Сам сочинил и сам же изорву.
Прекраснодушный малый, тощий рыцарь…
И у меня он скучен и смешон,
Но дорог мне высокой чести мытарь
И кто б ни шел: быть может, это он?
Никто. Но вот звонок, как жук о стекла.
Она! О Дульцинея! Как всегда,
Всем телом снова говорит о пекле,
Где нежность, вечность, чистота.
И станет жаль невольно Сервантеса,
Что книги он своей не изорвал.
Наш путь земной, наш страшный путь небесный ―
И смертный, смертный, смертный наш привал.