Галдарейка, рыжеватый снег,
небо в наступившем декабре,
хорошо и одиноко мне
на заставском замершем дворе…
Флигель окна тушит на снегу,
и деревья тонкие легки.
Не могу укрыться, не могу,
от ночного инея тоски,
если небо светится в снегу,
если лай/ да дальние гудки…
Вот седой, нахохленный сарай
озарит рыданье петуха ―
и опять гудки,/ и в переулке лай,
и заводу близкому вздыхать…
Всё я жду―/ придешь из-за угла,
где фонарь гадает на кольцо.
Я скажу:/ «Я ― рада! / Я ждала…
У меня холодное лицо…»
Выпал снег… С заводов шли давно.
«Я ждала не только эту ночь.
Лавочка пушиста и мягка.
Ни в душе,/ ни в мире не темно,
вздрагивает на небе слегка…»
Но ложится иней на плечах.
За тремя кварталами пыхтит
темный поезд, уходящий в час
на твои далекие пути…
1927 или 1928