5
«… И настала минута отъезда…
Из России в Сибирь далеко.
Ох ты, матушка наша Россия,
расставаться с тобой нелегко.
На машине мы ехали долго,
и по-своему каждый был рад.
А в душе разливалась кручина,
вспоминался родной Петроград…»
Так продолжалась песня. / Еле-еле
тащился по истерзанной отчизне
огромный поезд. Жили там, и пели,
и вслух о будущей мечтали жизни.
Скорей бы!.. Но как тянутся стоянки,
А то и так, что в топке ― ни полена.
И сами в лес, в сугробах по колено,
идут, и рубят, и несут вязанки.
Был машинист старик суровых правил,
он говорил начистоту:/ «Ну, братцы,
уж если бы не Ленин вас отправил,
то стал бы я теперь еще стараться…»
Но всё вперед, хотя и осторожно,
он поезд вел, ругаясь в раздраженье,
и сам с державой железнодорожной
сговаривался в смысле продвиженья…
Они сильней, чем дома, голодали,
за сердце рвут картины разоренья:
похожие на таборы вокзалы
и по ночам ― без огонька селенья…
И всё не так, как представлялось дома…
Но в самый трудный миг идет Василий
с письмом, где председатель Совнаркома
помочь им просит/ всех во всей России,
и видит, как оттаивают лица:
им хлеба достают, качают воду,
и каждый расспросить у них стремится
о Питере, о первых днях свободы.
Они нередко в митинги врезались
(все митингуют, спорят, флаги вьются),
от питерских рабочих призывали
к защите пролетарской революцьи.
И, несмотря на тяготы, всё боле,
всё глубже, всё нежней дышал Василий
родной страной,/ ее взыгравшей волей,
ее людской новорожденной силой.
«Она в разрухе вся, она голодная,
над ней не меркнет горестное зарево,
но от небес до самых недр свободная,
историю свершающая заново.
Скорей бы ей помочь ― за дело взяться.
Вонзить плуги в нетронутые травы!
Едва ползем…» / А машинист: «Ну, братцы,
уж если бы не Ленин вас отправил,
то я б…» / Вдруг ― тормоз небывалой силы…
Гремякин к машинисту:/ «Где мы встали?»
А тот: «Молчи. Скажи еще спасибо.
Не видишь ― путь бандиты разобрали».
Полсуток путь кладут перед собою,
потом счищают снег, ― пурга, пурга,
ох, как рыдает, как свистит и воет
угрюмая сибирская тайга!
И всё еще в пути они. / За Омском
однажды на рассвете верховой,
догнав их поезд, восклицает громко:
«За власть Советов ― выходи на бой!»
Знакомая, всесильная команда!
Клинкович в первый раз/ винтовки раздает,
и целый день в лесу с бродячей бандой
они дерутся. / И опять вперед.
Рабочий/ не остановить поход.
Сказал Клинкович: «Первое крещенье
мы приняли. Второе будет скоро.
Ильич был прав. Даю распоряженье
ежевечерне проверять затворы».
Так ехали они. И шли недели.
В одном вагоне мальчик родился.
Они мечтали, ссорились и пели,
отстреливались, сутками не ели,
охотились в неведомых лесах.
Им сыч кричал,/ их вьюги заносили,
на поезд волки выли по ночам…
Так двигались они к Первороссийску,
к мечте,/ к Коммуне,/ к будущему, ― к нам…