О нем говорили ― «наш».
Он был из таких людей,
которым ты все отдашь
и в счастье своем, и в беде.
Затем, что себя не жалел,
ни юность, ни жизнь свою.
Легко ходил по земле,
других выручал в бою.
Ты имя его сохрани.
Он родом с сибирской реки,
меж сверстников ― «наш Леонид»,
в строю ― лейтенант Коротких.
Я песню веду с рубежа,
откуда вечерней порой
в атаку, в атаку бежал
неистовый взвод молодой.
А он, как всегда, ― впереди.
Ревут автоматы в дыму.
Он падает с пулей в груди,
и бросились люди к нему.
Но миг остановки ― беда,
в атаке мгновенье в цене.
«Вперед, ― закричал он тогда, ―
не сметь подходить ко мне!»
И, вздрогнув, послушался взвод.
Рыданье сдавил на бегу.
И, прыгая через него,
ударил, как смерч, по врагу.
И песнь, обрываясь, звенит
на самой высокой струне.
Пусть имя твое, Леонид,
запомнится нашей стране.
Затем, что себя не жалел,
ни юность, ни жизнь свою.
Легко ходил по земле,
других выручал в бою.
Я жадно, ревниво коплю
свидетельства чести людской.
Мой друг, я тебя люблю
за то, что и ты ― такой.
Сентябрь 1941
Он был из таких людей,
которым ты все отдашь
и в счастье своем, и в беде.
Затем, что себя не жалел,
ни юность, ни жизнь свою.
Легко ходил по земле,
других выручал в бою.
Ты имя его сохрани.
Он родом с сибирской реки,
меж сверстников ― «наш Леонид»,
в строю ― лейтенант Коротких.
Я песню веду с рубежа,
откуда вечерней порой
в атаку, в атаку бежал
неистовый взвод молодой.
А он, как всегда, ― впереди.
Ревут автоматы в дыму.
Он падает с пулей в груди,
и бросились люди к нему.
Но миг остановки ― беда,
в атаке мгновенье в цене.
«Вперед, ― закричал он тогда, ―
не сметь подходить ко мне!»
И, вздрогнув, послушался взвод.
Рыданье сдавил на бегу.
И, прыгая через него,
ударил, как смерч, по врагу.
И песнь, обрываясь, звенит
на самой высокой струне.
Пусть имя твое, Леонид,
запомнится нашей стране.
Затем, что себя не жалел,
ни юность, ни жизнь свою.
Легко ходил по земле,
других выручал в бою.
Я жадно, ревниво коплю
свидетельства чести людской.
Мой друг, я тебя люблю
за то, что и ты ― такой.
Сентябрь 1941
