Полковник ехал на гнедом коне,
на тонконогом, взмыленном, атласном.
Вся грудь бойца горела, как в огне, ―
была в нашивках, золотых и красных.
На темной меди строгого лица
белел рубец, как след жестокой боли,
а впереди, держась за грудь отца,
сидела дочка ― лет пяти, не боле.
Пестрей, чем вешний полевой цветок,
с огромным бантом цвета голубого,
нарядная, как легкий мотылек,
и на отца похожа до смешного.
Мы слишком долго видели детей
седых, блуждающих среди углей,
не детски мудрых и не детски гневных.
А эта ― и румяна и бела,
полна ребячьей прелести была,
как русских сказок милая царевна.
Мы так рукоплескали! / Мы цветы
бросали перед всадником отважным.
И девочка народу с высоты
кивала гордо, ласково и важно.
Ну да, конечно, думала она,
что ей ― цветы, и музыка, и клики,
ей ― не тому, кто, в шрамах, в орденах,
везет ее,/ свершив поход великий.
И вот, глазами синими блестя,
одарено какой-то светлой властью, ―
за всех гвардейцев приняло дитя
восторг людской, и слезы их, и счастье.
И я слыхала ― мудрые слова
сказала женщина одна соседу:
«Народная наследница права, ―
всё ― для нее. Ее зовут Победа».
8 июля 1945