На ладонях твоих нет следов от железных гвоздей,
На ладонях моих кровенеют гвоздиные язвы,
И поэтому так нам в миру одиноко везде,
Мы влачимся под знаком какой-то всегдашней боязни.
Ты боишься Распятья, боишься страданья и мук,
И мерещатся всюду тебе отчужденные лица,
Я гляжу на кровавые язвы худых своих рук, ―
Это может в мгновенье любое со мной повториться.
Снова возглас Пилата и снова глумленье толпы,
Снова сумрак Голгофы и муки кончины телесной…
Но со мной больше нет их, господних чудес пресвятых,
И из вечного тлена уже я, мертвец, не воскресну.
21 февраля 1983
На ладонях моих кровенеют гвоздиные язвы,
И поэтому так нам в миру одиноко везде,
Мы влачимся под знаком какой-то всегдашней боязни.
Ты боишься Распятья, боишься страданья и мук,
И мерещатся всюду тебе отчужденные лица,
Я гляжу на кровавые язвы худых своих рук, ―
Это может в мгновенье любое со мной повториться.
Снова возглас Пилата и снова глумленье толпы,
Снова сумрак Голгофы и муки кончины телесной…
Но со мной больше нет их, господних чудес пресвятых,
И из вечного тлена уже я, мертвец, не воскресну.
21 февраля 1983
