Блаженный В.
«Уже из смерти мать грозила пальцем…»

Уже из смерти мать грозила пальцем:
Связался сын с бродягою-Христом
И стал, как он, беспамятным скитальцем,
Спит без семьи, ночует под кустом.

Что Бог ему? Зачем он так упрямо
Бил лбом о землю, каялся в грехах
И, как ребенок, умирая, «мама!» ―
Выкрикивал меж вздохами свой страх?…

От матери-кормилицы, от дома
Какая увела его тоска?
Тревогою звериною влекомый,
В каком он логе Бога отыскал?

Суров и дик, Господь-детоубийца
Бродил в бору, как черный атаман,
И смертью заволакивались лица
У тех, кто верил в божеский обман.

Добро бы Бог, а то ― лесная нечисть…
Ах, у Христа и вправду нет стыда! ―
Он души пожирает человечьи,
Он мальчика сгубил мне навсегда.

О мальчик мой, у смертного порога
Не отвращай от матери лица!
Отринь, отринь безжалостного Бога,
Земного и Небесного Лжеца!..

……………..


Прости мне, мать. Я был звездой без цели
Зачем родится мертвая звезда?
Зачем тоскует мать у колыбели,
Где пялит бельма детские ― беда?

Прости мне, мать, что не сберег я душу,
Что в поле не собрал ни колоска.
Достоинство приличествует мужу,
А я боялся лишнего куска.

Господь был сыт. Он жил в собачьей будке.
Жирел живот у песьего Христа.
Мне так хотелось ангельские руки
Под будкою в дремоте распластать!..

Но и земля не знала снисхожденья.
И как тут страху детскому помочь?..
Прости мне, мать. Я проклял день рожденья,
Тот грешный день, когда повсюду ночь…

А чем был Бог так долго в будке занят, ―
Не все ль равно?.. Он Бог ― и вся тут речь.
Я видел мир незрячими глазами.
Незрячему не страшно в землю лечь.

Теперь лишь смерть я называю «мама».
Мне хорошо. Я сгину без следа ―
Без снов, без муки Господа, без срама…

Я не вернусь из смерти.
            Никогда.


февраль ― март 1967