Всё живое тоскует ― тоскую и я о бессмертье…
Пусть бессмертье мое будет самою горшей судьбой,
Пусть одними слезами мое окрыляется сердце,
Я согласен на всё, я с надеждою свыкнусь любой.
Я был так одинок, что порою стихов моих эхо
Мне казалось какою-то страшною сказкой в лесу:
То ли ворон на ветке ― моя непутевая веха,
То ли самоубийцы мерцающий в сумраке сук.
Но никто никогда не бывал до конца одиноким,
Оттого-то и тяжек предсмертный мучительный вздох
И когда умирает бродяга на пыльной дороге,
Может, гнойные веки целует невидимый Бог.
Да и так ли я был одинок? Разве небо
Не гудело в груди, как огромный соборный орган?
Разве не ликовал я, взыскуя Господнего хлеба?
Разве не горевал я, как, старясь веками, гора?
Пусть бессмертье мое будет самою слабой былинкой,
Пусть ползет мурашом… И, когда я неслышно уйду,
Я проклюнусь сквозь землю зеленым бессмысленным ликом
И могильным дыханьем раздую на небе звезду.
декабрь 1966