Снова сон, векам знакомый!
Где-то там, в небесной сфере,
Повернулось колесо,
Вновь, как древле, Одиссея,
Дея чары и слабея
Дрожью медленной истомы,
В сталактитовой пещере
Молит нимфа Калипсо.
Девы моря, стоя строем,
На свирелях песню ладят,
Запад пурпуром закрыт;
Мореход неутомимо
Ищет с родины хоть дыма;
А богиня пред героем
То сгибается, то сядет,
Просит, плачет, говорит:
«Муж отважный, посмотри же!
Эти груди, плечи, руки, ―
В мире радостном, ― даны
Лишь бессмертным, лишь богиням,
Губы в ласке теплой сдвинем,
Телом всем прильни поближе,
Близ меня ль страдать в разлуке
С темным теремом жены?»
Но скиталец хитроумный,
Как от грубого фракийца,
Лик свой, в пышности седин, ―
От соблазнов клонит строже…
Ах, ему ли страшно ложе?
Но он видит ― праздник шумный,
Где в дверях отцеубийца, ―
Калипсо прекрасный сын!
16 марта 1921
Где-то там, в небесной сфере,
Повернулось колесо,
Вновь, как древле, Одиссея,
Дея чары и слабея
Дрожью медленной истомы,
В сталактитовой пещере
Молит нимфа Калипсо.
Девы моря, стоя строем,
На свирелях песню ладят,
Запад пурпуром закрыт;
Мореход неутомимо
Ищет с родины хоть дыма;
А богиня пред героем
То сгибается, то сядет,
Просит, плачет, говорит:
«Муж отважный, посмотри же!
Эти груди, плечи, руки, ―
В мире радостном, ― даны
Лишь бессмертным, лишь богиням,
Губы в ласке теплой сдвинем,
Телом всем прильни поближе,
Близ меня ль страдать в разлуке
С темным теремом жены?»
Но скиталец хитроумный,
Как от грубого фракийца,
Лик свой, в пышности седин, ―
От соблазнов клонит строже…
Ах, ему ли страшно ложе?
Но он видит ― праздник шумный,
Где в дверях отцеубийца, ―
Калипсо прекрасный сын!
16 марта 1921
