В стозарном зареве пожара,
Под ярый вопль вражды всемирной,
В дыму неукрощенных бурь, ―
Твой облик реет властной чарой:
Венец рубинный и сапфирный
Превыше туч пронзил лазурь.
Россия! в злые дни Батыя,
Кто, кто монгольскому потопу
Возвел плотину, как не ты?
Чья, в напряженной воле, выя,
За плату рабств, спасла Европу
От Чингис-хановой пяты?
Но из глухих глубин позора,
Из тьмы бессменных унижений,
Вдруг, ярким выкриком костра, ―
Не ты ль, с палящей сталью взора,
Взнеслась к державности велений
В дни революции Петра?
И вновь, в час мировой расплаты,
Дыша сквозь пушечные дула,
Огня твоя хлебнула грудь, ―
Всех впереди, страна вожатый,
Над мраком факел ты взметнула,
Народам озаряя путь.
Что ж нам пред этой страшной силой?
Где ты, кто смеет прекословить?
Где ты, кто может ведать страх?
Нам ― лишь вершить, что ты решила,
Нам ― быть с тобой, нам ― славословить
Твое величие в веках!
1920
Под ярый вопль вражды всемирной,
В дыму неукрощенных бурь, ―
Твой облик реет властной чарой:
Венец рубинный и сапфирный
Превыше туч пронзил лазурь.
Россия! в злые дни Батыя,
Кто, кто монгольскому потопу
Возвел плотину, как не ты?
Чья, в напряженной воле, выя,
За плату рабств, спасла Европу
От Чингис-хановой пяты?
Но из глухих глубин позора,
Из тьмы бессменных унижений,
Вдруг, ярким выкриком костра, ―
Не ты ль, с палящей сталью взора,
Взнеслась к державности велений
В дни революции Петра?
И вновь, в час мировой расплаты,
Дыша сквозь пушечные дула,
Огня твоя хлебнула грудь, ―
Всех впереди, страна вожатый,
Над мраком факел ты взметнула,
Народам озаряя путь.
Что ж нам пред этой страшной силой?
Где ты, кто смеет прекословить?
Где ты, кто может ведать страх?
Нам ― лишь вершить, что ты решила,
Нам ― быть с тобой, нам ― славословить
Твое величие в веках!
1920
