Не запела, застонала,
Заскрипела то, что знала,
И забыла, ― быль иль сон?
Песня ― вздохи, пляска ― стон.
Скорбный вопль за блеском бальным,
Вальс в напеве погребальном…
Вздрогнет, охнув, ржавый вал,
Кашель старческий обронит, ―
И мазуркой вновь хоронит,
Плачем правит карнавал.
Наших бабушек приманка,
Как ты, шамкая, шарманка,
До трамваев дожила?
Краска с ящика сошла,
Доски гнилы, слева, справа;
Лишь на створке ― немец бравый,
В шляпе длинное перо.
Петь ты хочешь дряхлым хрипом,
Но, под полинялым трипом,
Ох, скрипит, болит нутро!
Звуки, словно в стужу, дрогнут.
А старик, над старой согнут,
Вертит, вертит рукоять…
Эй, бедняк! чего стоять!
Все ― кто в кино, кто на даче…
Или ты не ждешь подачи,
Нищий мейстер? ― что пятак!
Только б стоном удлиненным
Жить в былом, в похороненном:
Плакать можно ведь и так!
1923
Заскрипела то, что знала,
И забыла, ― быль иль сон?
Песня ― вздохи, пляска ― стон.
Скорбный вопль за блеском бальным,
Вальс в напеве погребальном…
Вздрогнет, охнув, ржавый вал,
Кашель старческий обронит, ―
И мазуркой вновь хоронит,
Плачем правит карнавал.
Наших бабушек приманка,
Как ты, шамкая, шарманка,
До трамваев дожила?
Краска с ящика сошла,
Доски гнилы, слева, справа;
Лишь на створке ― немец бравый,
В шляпе длинное перо.
Петь ты хочешь дряхлым хрипом,
Но, под полинялым трипом,
Ох, скрипит, болит нутро!
Звуки, словно в стужу, дрогнут.
А старик, над старой согнут,
Вертит, вертит рукоять…
Эй, бедняк! чего стоять!
Все ― кто в кино, кто на даче…
Или ты не ждешь подачи,
Нищий мейстер? ― что пятак!
Только б стоном удлиненным
Жить в былом, в похороненном:
Плакать можно ведь и так!
1923
