Только русский, знавший с детства
Тяжесть вечной духоты,
С жизнью взявший, как наследство,
Дедов страстные мечты;
Тот, кто выпил полной чашей
Нашей прошлой правды муть, ―
Без притворства может к нашей
Новой вольности примкнуть!
Мы пугаем. Да, мы ― дики,
Тесан грубо наш народ;
Ведь века над ним владыки
Простирали тяжкий гнет, ―
Но когда в толпе шумливой,
Слышишь брань и буйный крик, ―
Вникни думой терпеливой,
В новый, пламенный язык.
Ты расслышишь в нем, что прежде
Не звучало нам вовек:
В нем теперь ― простор надежде,
В нем ― свободный человек!
Чьи-то цепи где-то пали,
Что-то взято навсегда,
Люди новые восстали
Здесь, в республике труда.
Полюби ж в толпе вседневный
Шум ее, и гул, и гам, ―
Даже грубый, даже гневный,
Даже с бранью пополам!
1919
Тяжесть вечной духоты,
С жизнью взявший, как наследство,
Дедов страстные мечты;
Тот, кто выпил полной чашей
Нашей прошлой правды муть, ―
Без притворства может к нашей
Новой вольности примкнуть!
Мы пугаем. Да, мы ― дики,
Тесан грубо наш народ;
Ведь века над ним владыки
Простирали тяжкий гнет, ―
Но когда в толпе шумливой,
Слышишь брань и буйный крик, ―
Вникни думой терпеливой,
В новый, пламенный язык.
Ты расслышишь в нем, что прежде
Не звучало нам вовек:
В нем теперь ― простор надежде,
В нем ― свободный человек!
Чьи-то цепи где-то пали,
Что-то взято навсегда,
Люди новые восстали
Здесь, в республике труда.
Полюби ж в толпе вседневный
Шум ее, и гул, и гам, ―
Даже грубый, даже гневный,
Даже с бранью пополам!
1919
