Ловите рифмы ― невидимки
Давай походим по дивным музеям,
где пышные чаши времен Возрождения
(агат, хризолит, сердолик)
пламенеют (большие тюльпаны)
и перламутрово-переливчатая лазурь
обыкновенного египетского трехтысячелетнего стекла
похожа на вечность.
Мы тоже владеем
остатками прежнего вдохновения,
когда глядим на прекрасный каменный лик
мученика, на узорчато-золотые Кораны
или короны тиранов (следы «исторических бурь»).
Короны. Не кровь и не слезы, ни капельки зла:
алмазно-рубиновый венчик.
Мы даже прощаем злодеям
на картине (работе, быть может, не гения)
за отблеск на нежно-сиреневых складках, за светлый родник,
за блекло-оранжевые (с бледно-синим) кафтаны
на двух палачах, за топор, над которым лазурь,
за острую лилию ― так она дивно бела! ―
за венчик, за вечность.