Говорил, заговаривался, говорил
и опять говорил без умолку,
и подобья каких-то невидимых крыл
пробегали за шторой по шелку.
И скрипел вентилятор, а он говорил,
говорил, как скрипел вентилятор,
как пропеллер гудел, и взмывал, и парил.
И кивал головой психиатр.
И когда ослабел деревянный язык
и приехали два санитара,
о, каких эмпиреев уже он достиг,
как душа его вся трепетала!
А еще говорят, что безумье чумно,
что темно ему в мире и тесно.
А оно не от мира сего ― вот оно ―
однодумно, блаженно, небесно.
И какой бы дорогой к Последним Вратам
ни брели мы, как космос ни труден,
все мы здесь ― а они уже заживо там,
где мы только когда еще будем!
И ему что больница теперь, что тюрьма,
узкий одр или вечные нары ―
все равно! Натрудился работник ума
и сгорел. Так вперед, санитары!
И когда его к лифту с трудом подвели,
как провидец, не веря обману,
он вошел, на мгновенье опомнился ― и
провалился в железную яму.